Рейтинг книг Виссариона Григорьевича Белинского
Начиная изучать творчество писателя - уделите внимание произведениям, которые находятся на вершине этого рейтинга. Смело нажимайте на стрелочки - вверх и вниз, если считаете, что какое-то произведение должно находиться выше или ниже в списке. В результате общих усилий, в том числе, на основании ваших оценок мы и получим самый адекватный рейтинг книг Виссариона Григорьевича Белинского.
-
1.
Под криптонимом Н. Н. (по совету В. А. Жуковского) скрыл свое авторство Н. А. Некрасов. Его первому поэтическому сборнику было посвящено семь рецензий, две из них – резко отрицательные. И Белинский и В. С. Межевич (в «Литературной газете») констатировали приверженность автора к расхожим оборотам романтической поэзии и крайнюю отвлеченность культивируемых им чувств. Сближение Белинского и Некрасова произошло около 1843 года. С этого времени Некрасов становится одним из ближайших сотрудников «Отечественных записок». ... Далее -
2.
«…Появление прекрасного романа г. Лермонтова вдвойне отрадно: он доставляет публике предмет истинного эстетического наслаждения и уверяет ее, что русская литература еще не умерла, а только спит, как очарованная красавица, уста которой изредка лепечут пленительными грезами. Да, такой роман, как «Герой нашего времени», был бы важным явлением во всякой литературе, а как явление русской литературы он достаточно вознаграждает за все ее произведения, о которых журналы постоянно рассуждают…» ... Далее -
3.
«…Во Франции, после революции и владычества Наполеона – событий, познакомивших ее с другими народами, вдруг произошла сильная реакция всему старому. Реакция эта с особенною силою выразилась в литературе. Франция разрушила капища кумиров своих, сбросила их статуи с пьедесталов и разбила их. Корнель, Расин, Буало, Мольер, Кребильон, потом Вольтер со всем энциклопедическим причетом – все это было ниспровергнуто, отринуто…» ... Далее -
4.
Название заметки принадлежит С. А. Венгерову. Оно оправдывается тем родом литературы, о котором идет здесь речь. «Макарьевской» называлась известная всей России ярмарка, вначале устраивавшаяся в селе Макарьеве, а позже (с 1817 г.) в Нижнем Новгороде. ... Далее -
5.
«…нет ничего легче, как рассказать в нескольких словах сюжет любого романа Вальтера Скотта, и нет ничего труднее, как изложить содержание его даже в большой статье. Для истинного таланта канва ничего не стоит, а важны краски и тени, которыми оживит он свою канву. Бездарность же, напротив, полагает всю важность только в канве, а о красках и тенях не думает, не подозревая того, что в них-то, в этих красках, в этих тенях, и скрывается ПОЭЗИЯ . Такова новая историческая повесть «Казаки». Сочинитель не жалел ни бумаги, ни чернил, ни слов, ни фраз, ни разговоров, ни описаний, ни происшествий – всего этого у него вдоволь; нет одного только – поэзии…» ... Далее -
6.
«Паскаль занимает важное место в летописях наук и литературы Европы. Это один из замечательнейших людей XVII века. Заслуги его в области математики чрезвычайно велики. Но Паскаль знаменит еще и как мыслитель, действовавший полемически. … Страдая разными недугами, Паскаль, уже в преклонных летах, набросал на разных клочках бумаги отрывочные мысли о разных предметах. В этих отрывках много глубокомыслия, и в свое время их действие должно было быть велико…» ... Далее -
7.
«Вот книга, которой суждено никогда не стареться, потому что, при самом рождении ее, она была вспрыснута живою водою поэзии! Эта старая книга всегда будет нова. Мы было взяли первое издание ее, чтоб справиться о его годе, – взгляд наш упал на первую страницу – и страницы начали одна за другою переворачиваться под рукою. Сколько раз читали мы эту книгу – пора бы уж было ей и надоесть; ничуть не бывало…» ... Далее -
8.
«Мы взяли эту книжку с полною уверенностию, что найдем в ней пошлый вздор, – и приятно обманулись в своем ожидании. Г-н Бурнашев обещает собою хорошего писателя для детей – дай-то бог! Его книжка – истинный клад для детей…» ... Далее -
9.
Рецензия на издание перевода «Парижских тайн» Э. Сю уже по существу не дополняла разбора романа, данного в статье о нем в той же книжке «Отечественных записок». Критик использовал рецензию для нанесения ответного удара по Я. К. Гроту в связи с его выступлением против Белинского и в защиту романа Ф. Бремер «Семейство». Белинский смело защищает занятые им позиции и подчеркивает реакционный смысл статьи Грота, ее «доносительное» назначение. ... Далее -
10.
«…Г-н Погодин издал историю Неаполя, Пруссии, Швеции, да на том и остановился. Видя, что предприятию г. Погодина не суждено дойти до вожделенного конца, переводчик «Краткой истории Крестовых походов», наконец, решился издать в свет свой перевод. Нельзя не согласиться, что этим он оказал большую услугу русской литературе. «История Крестовых походов» Мишо, весьма плохо переведенная на русский язык, очень обширна и поэтому именно не уничтожает потребности в более кратком сочинении о том же предмете…» ... Далее -
11.
По словам В. С. Межевича, близко знавшего Белинского, «Пятидесятилетний дядюшка» писался две-три недели для бенефиса М. С. Щепкина, очевидно, по просьбе последнего. Пьеса была представлена в московский театр 2 декабря 1838 г. Следовательно, она была написана в ноябре этого года. Ольдекоп, цензуровавший пьесу Белинского 9 декабря 1838 г., в своем отзыве о ней писал, что среди пьес, рассмотренных им, «Пятидесятилетний дядюшка» – «самая скучная, предлинная и утомительная, но, к счастью, невинная пьеса. Старый дядя влюблен в молодую свою племянницу и готов на ной жениться, но, узнав, что она любит своего двоюродного брата, он великодушно отступает и соединяет молодых» ... Далее -
12.
«Что нужно человеку для того, чтоб писать стихи? – Чувство, мысли, образованность, вдохновение и т. д. Вот что ответят вам все на подобный вопрос. По нашему мнению, всего нужнее – поэтическое призвание, художнический талант. Это главное; все другое идет своим чередом уже за ним. Правда, на одном таланте в наше время недалеко уедешь; но дело в том, что без таланта нельзя и двинуться, нельзя сделать и шагу, и без него ровно ни к чему не служат поэту ни наука, ни образованность, ни симпатия с живыми интересами современной действительности, ни страстная натура, ни сильный характер…» ... Далее -
13.
«…Как ни умно и ни затейливо заглавие этого романа, но сам роман еще умнее и затейливее. Жаль только, что автор слишком наклонен к плебеизму в своих чувствах и понятиях, жаль также и того, что он слишком плодовит: эти два обстоятельства много повредят успеху его творении, ибо люди, для которых он писан, не купят его романа, потому что книга, состоящая из 752 страниц, должна продаваться гораздо дороже…» ... Далее -
14.
«В статье о „Гамлете“ Шекспира и об игре Мочалова в роли Гамлета я хотел вполне представить судьбу, в нашем отечестве, одного из величайших созданий величайшего драматического гения. Игра Мочалова и ее действие на московскую публику были главным предметом, главною, основною мыслию моей статьи. Но, кроме того, я почел еще нужным и рассмотреть критически, как умел и как мог, самую пьесу…» ... Далее -
15.
«Кто не любит театра, кто не видит в нем одного из живейших наслаждений жизни, чье сердце не волнуется сладостным, трепетным предчувствием предстоящего удовольствия при объявлении о бенефисе знаменитого артиста или о поставке на сцену произведения великого поэта? На этот вопрос можно смело отвечать: всякий и у всякого, кроме невежд и тех грубых, черствых душ, недоступных для впечатлений искусства, для которых жизнь есть беспрерывный ряд счетов, расчетов и обедов…» ... Далее -
16.
«Как отрадно посреди различного хлама, описанием и взвешиванием которого поневоле должна заниматься наша „Библиографическая хроника“, встретить книгу, не принадлежащую ни к журнальным, ни к книгопродавческим спекуляциям, – книгу, которой автор не собирал денег на подписку за 18 неизданных томов, не объявлял своих претензий на звание дворецкого в русской литературе, не писал похвал самому себе на татарско-белорусском наречии, – но в которой находите просто ум, талант и изящество…» ... Далее -
17.
-
18.
Настоящая статья Белинского о «Мертвых душах» была напечатана после того, как петербургская и московская критика уже успела высказаться о новом произведении Гоголя. Среди этих высказываний было одно, привлекшее к себе особое внимание Белинского, – брошюра К. Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова или мертвые души». С ее автором Белинский был некогда дружен в бытность свою в Москве. Однако с течением времени их отношения перешли в ожесточенную идейную борьбу. Одним из поводов (хотя отнюдь не причиной) к окончательному разрыву послужила упомянутая брошюра К. Аксакова. ... Далее -
19.
«История еврейской религии подтверждает тот исторический закон, что всякая религия, не поддержанная божественным промыслом и не из откровения прошедшего, с течением времени утрачивает свою первоначальную чистоту и является в таком искажении, что только силою исторического анализа можно доискиваться ее исходной точки, ее первоначального догмата, когда-то имевшего значение положительного закона или всеобщего верования, – ее основной мысли…» ... Далее -
20.
«Вы только отчасти правы, увидав в моей статье рассерженного человека: это эпитет слишком слаб и нежен для выражения того состояния, в какое привело меня чтение вашей книги. Но Вы вовсе не правы, приписавши это вашим, действительно не совсем лестным, отзывам о почитателях вашего таланта… нельзя перенести оскорбленного чувства истины, человеческого достоинства. Нельзя умолчать, когда под покровом религии и защитою кнута проповедуют ложь и безнравственность как истину и добродетель…» ... Далее -
21.
«Как отрадно посреди различного хлама, описанием и взвешиванием которого поневоле должна заниматься наша «Библиографическая хроника», встретить книгу, не принадлежащую ни к журнальным, ни к книгопродавческим спекуляциям, – книгу, которой автор не собирал денег на подписку за 18 неизданных томов, не объявлял своих претензий на звание дворецкого в русской литературе, не писал похвал самому себе на татарско-белорусском наречии, – но в которой находите просто ум, талант и изящество…» ... Далее -
22.
«Мопра» есть одно из лучших созданий Жоржа Занда. В основе этой повести лежит мысль глубокая и поэтическая: молодой человек, воспитанный в шайке феодальных воров и разбойников, влюбляется, со всею силою дикой и девственной натуры, в девушку с душою возвышенною, характером сильным и тем не менее прекрасную и грациозную. Действием непосредственного влияния своей красоты и женственности она обуздывает животные и зверские порывы его страсти, постепенно из дикого зверя делает ручного зверя, а потом и человека, научив его любить кротко, почтительно, благоговейно и беззаветно, всего ожидать от любви, а не от прав своих, и свято уважать личную свободу любимой женщины. Прекрасная мысль эта развита в высшей степени поэтическим образом…» ... Далее -
23.
«…Мир и спокойствие – и о Давыдове нет слуха; его как бы нет на свете; но повеет войною – и он уже тут, – торчит среди битв, как казачья пика. Снова мир, и Давыдов опять в степях своих, опять гражданин, семьянин, пахарь, ловчий, стихотворец, поклонник красоты в ее отраслях, – в юной деве ли, в произведении художеств, в подвигах ли военном или гражданском, словесности ли – везде слуга ее, везде раб ее, поэт ее; вот Давыдов!…» ... Далее -
24.
Большую часть статьи занимает подробнейший разбор типичного явления «смирдинского» периода русской литературы – журнала Сенковского «Библиотека для чтения». Критикуя аристократические нападки на «торговое направление» в современной литературе, Белинский основной вред «Библиотеки для чтения» усматривает в беспринципности Сенковского, которая развращает читателя, наносит вред обществу. Он подчеркивает пустословие и недобросовестность критики Сенковского. Все это неприемлемо для Белинского не только потому, что журнал, по его понятиям, должен отличаться единством направления, но и потому, что он прекрасно видит, куда ведет беспринципность Сенковского. Сенковский выступает верным соратником Булгарина, последовательным защитником казенно-благонамеренной литературы. Белинский ратует за журнал с четким прогрессивным направлением. Принципиальная задача такого журнала – создать литературу, проникнутую гуманистическими и демократическими идеалами. ... Далее -
25.
Выход в свет исторического труда Н. А. Маркeвича послужил причиной довольно бурной полемики. «История Малороссии» не была самостоятельным сочинением в полном смысле слова. В ее основу была положена «История руссов, или Малой России» Г. А. Полетики. Белинский оставил в стороне эту полемику, в которой с обеих сторон были сильны сугубо националистические мотивы. На этот раз центром внимания Белинского становится историческая наука и произошедшие в ней качественные изменения. В сближении истории с искусством Белинский видит знаменательное явление времени, в результате которого история «получает то же значение, какое у древних имел эпос», а в литературе возникает «нового рода поэзия» – исторический роман. ... Далее -
26.
Белинский глубоко чувствовал связь своей критики с художественным опытом Пушкина. Через Пушкина раскрывалась ему вся перспектива развития русской литературы. Первая статья начинается характерным признанием критика: «Чем более думали мы о Пушкине, тем глубже прозревали в живую связь с прошедшим и настоящим русской литературы и убеждались, что писать о Пушкине – значит, писать о целой русской литературе: ибо как прежние писатели русские объясняют Пушкина, так Пушкин объясняет последовавших за ним писателей». Только поняв историческое значение Пушкина, Белинский смог безошибочно определять и все действительно ценное в современной ему русской литературе. ... Далее -
27.
Белинский поставил и для своего времени гениально разрешил ряд важнейших проблем творчества Пушкина, заложив тем самым прочные основы научного изучения наследия великого поэта. Белинский равно отмежевывается как от мелочно-придирчивой, релятивистской современной ему критики, так и от попыток представить Пушкина подражателем то Байрона, то Вальтера Скотта. Готовый во многом еще признать подражательность» русской литературы XVIII века, Белинский начисто отрицает подражательность в Пушкине. ... Далее -
28.
Исходным моментом в интерпретации творчества Пушкина Белинский выдвигает тезис: почвою поэзии Пушкина была живая русская действительность. Белинский отмечает относительно прогрессивную роль «просвещенного» дворянского общества в эпоху Пушкина. Более того: Пушкин поднялся на неизмеримую высоту над предрассудками своего класса и отразил один из моментов в жизни русского общества с энциклопедической полнотой. ... Далее -
29.
Подлинной вершиной всего пушкинского цикла являются восьмая и девятая статьи, в которых разбирается «Евгений Онегин». Это до сих пор во многих отношениях – лучшее из всего написанного о романе Пушкина. «Велик подвиг Пушкина, что он первый в своем романе поэтически воспроизвел русское общество того времени и в лице Онегина и Ленского показал его главную, то есть мужскую, сторону; но едва ли не выше подвиг нашего поэта в том, что он первый поэтически воспроизвел, в лице Татьяны, русскую женщину. Мужчина во всех состояниях, во всех слоях русского общества, играет первую роль; но мы не скажем, чтоб женщина играла у нас вторую и низшую роль, потому что она ровно никакой роли не играет. Исключение остается только за высшим кругом, по крайней мере до известной степени. Давно бы пора нам сознаться, что, несмотря на нашу страсть во всем копировать европейские обычаи, несмотря на наши балы с танцами, несмотря на отчаяние славянолюбов, что мы совсем переродились в немцев , несмотря на все это, пора нам, наконец, признаться, что еще и до сих пор мы плохие рыцари, что наше внимание к женщине, наша готовность жить и умереть для нее, до сих пор как-то театральны и отзываются модною светскою фразою, и притом еще не собственно нашего изобретения, а заимствованною…» ... Далее -
30.
«…Эпоха юности человека есть роман, за коим начинается уже история: эта история всегда бывает скучна и уныла. То же самое представляется и в деятельности художника: сколько огня, сколько чувства в его произведениях! Последующие бывают изящнее и выше, но зато и спокойнее; это спокойствие называется зрелостию, возмужалостию таланта…» ... Далее -
31.
«…Теперь появилась особенная брошюрка, под названием: «О Борисе Годунове, сочинении Александра Пушкина. Разговор». «Что ж это такое?» – спросят читатели. Это, милостивые государи, одно из тех знаменитых творений, которыми наводняют нашу литературу г. Орлов и ему подобные. Какой-то помещик Петр Алексеевич, проезжающий из Москвы чрез уездный городок, завел разговор о «Борисе Годунове» с каким-то знакомым ему вольнопрактикующим учителем российской словесности, Ермилом Сергеевичем. Автору этого «Разговора» хотелось, вероятно, написать критику, и вот он начал толковать о «Годунове» по-своему…» ... Далее -
32.
«Давно ли приветствовали мы первое издание «Героя нашего времени» большою критическою статьею и, полные гордых, величавых и сладостных надежд, со всем жаром убеждения, основанного на сознании, указывали русской публике на Лермонтова, как на великого поэта в будущем, смотрели на него, как на преемника Пушкина в настоящем!.. И вот проходит не более года, – мы встречаем новое издание «Героя нашего времени» горькими слезами о невозвратимой утрате, которую понесла осиротелая русская литература в лице Лермонтова!.. Несмотря на общее, единодушное внимание, с каким приняты были его первые опыты, несмотря на какое-то безусловное ожидание от него чего-то великого, – наши восторженные похвалы и радостные приветы новому светилу поэзии для многих благоразумных людей казались преувеличенными…» ... Далее -
33.
«…И весь роман таков-то! Не говоря уже о том, что в нем журналист выражается языком пьяного русского мужика, он еще и враг Барону Брамбеусу; но это оттого, что все итальянские журналисты суть заклятые враги одному Барону. А купчик?… Не правда ли, что он перелетел в падуанский театр прямо из балагана…» ... Далее -
34.
«Взгляд на русскую литературу 1847 года» является последним годовым обзором русской литературы и по существу итоговой работой Белинского. Белинский подчеркнул, что русская литература началась не только победными одами Ломоносова, но и «натурализмом», сатирой Кантемира. В эту широкую историческую перспективу Белинский вводит и натуральную школу, справедливо рассматривая ее как результат развития всей русской литературы. С глубоким удовлетворением Белинский пишет в своей статье, что «натуральная школа стоит теперь на первом плане русской литературы» и что «романы и повести ее читаются публикою с особенным интересом». Настоящий обзор чрезвычайно важен еще и тем, что Белинский дал в нем анализ лучших произведений натуральной школы – романов «Кто виноват?» Герцена, «Обыкновенная история» Гончарова, повести «Антон Горемыка» Григоровича, «Записок охотника» Тургенева и др. ... Далее -
35.
«Немного было в русской литературе предприятий, которые были бы так интересны сами по себе и обещали бы столь прекрасные следствия, как этот перевод романов Вальтера Скотта; и потому, вероятно, всякий пожелает от всей души счастливого окончания этому изданию – окончания, не столько зависящего от издателей, сколько от публики…» ... Далее -
36.
Автор романов «Прокопий Ляпунов, или Междуцарствие в России» и «Князь Скопин-Шуйский, или Россия в XVII столетии» (1833) – фрейлина О. П. Шишкина. О первом романе ее восторженный отзыв дал Жуковский. Белинский отозвался о нем вежливо-одобрительно: «Этот роман, сам по себе, весьма замечателен; он имеет большие достоинства». В рецензии 1845 г. критерий, естественно, стал другим: и тот и другой романы «не без достоинств», особенно первый – «для того времени». Основной мотив рецензии – признание «огромного шага», который сделала литература за десятилетие, и сильного изменения «вкуса публики», подчеркивается «огромное влияние» Гоголя на русскую литературу; новый роман Шишкиной признается явлением отсталым, оставшимся на уровне исторических романов середины 1830-х гг. ... Далее -
37.
«Бедные люди» были первым и, к сожалению, доселе остаются лучшим произведением г. Достоевского. Появление этого романа было шумным событием в нашей литературе. Раздались громкие похвалы и громкие порицания, начался спор. В продолжение нескольких месяцев имя г. Достоевского одно занимало наши журналы. Это движение доказывало, что дело идет о произведении и таланте, выходящих из ряду обыкновенных явлений…» ... Далее -
38.
«Общее мнение осудило детские книжки на ничтожество и презрение. Детские книжки, детский писатель – это все равно, что «пустые книжки», что «вздорный писатель». Предложи книгопродавец какому-нибудь известному литератору написать книжку для детей: если еще не обидится таким предложением наш известный литератор, то уж непременно ответит, что ему некогда заниматься таким вздором…» ... Далее -
39.
«…Неверностей, сбивчивости, странностей, словом недостатков в грамматике г. Греча очень много, но много и достоинств. Вообще эта книга, как магазин материалов для русской грамматики, есть сочинение драгоценное и, вместе с тем, горький упрек нам, русским, которых даже и нашему-то родному языку учат иностранцы…» ... Далее -
40.
«Велик подвиг Пушкина, что он первый в своем романе поэтически воспроизвел русское общество того времени и в лице Онегина и Ленского показал его главную, то есть мужскую сторону; но едва ли не выше подвиг нашего поэта в том, что он первый поэтически воспроизвел, в лице Татьяны, русскую женщину. Мужчина во всех состояниях, во всех слоях русского общества играет первую роль; но мы не скажем, чтоб женщина играла у нас вторую и низшую роль, потому что она ровно никакой роли не играет…» ... Далее -
41.
«…Нет ничего тяжелее и неприятнее, как излагать содержание художественного произведения. Цель этого изложения не состоит в том, чтоб показать лучшие места: как бы ни было хорошо место сочинения, оно хорошо по отношению к целому, следовательно, изложение содержания должно иметь целию – проследить идею целого создания, чтобы показать, как верно она осуществлена поэтом. А как это сделать?…» ... Далее -
42.
«…Тяжелый херасковский шестистопный ямб заменил он пятистопным безрифменным; над заветными триединствами наругался безжалостно; вместо греков и римлян древних времен вывел русских XVI века. Но, повторяю, это только костюм, сущность же все та же, старая, классическая, бездушная. Ни страстей, ни характеров, ни стихов, ни интереса – нет ничего этого…» ... Далее -
43.
С переводчиком Шекспира А. И. Кронебергом Белинского связывали дружеские отношения с конца 1830-х гг. В данной и в другой, более поздней рецензии, опубликованной в августе в «Литературной газете», Белинский входит в журнальную полемику, развернувшуюся вокруг перевода «Гамлета». Наиболее сильные ответные удары наносятся при этом по О. И. Сенковскому, автору рецензии на «Гамлета» в переводе Кронеберга в «Библиотеке для чтения», и по Н. А. Полевому, чей перевод «Гамлета» Белинский теперь подвергает жестокой критике. ... Далее -
44.
«Наука – великое дело. В этом согласны все – от мудреца до безграмотного простолюдина. Ученье свет, неученье тьма, говорят наши русские мужички. В наше время эта истина становится аксиомою. Но и враги учения и наук еще не перевелись, и – что всего хуже – они не всегда неправы в своих нападках на ученость и ученых. Мы говорим не о тех противниках просвещения, которые только во мраке невежества и дикости нравов видят неиспорченность мысли и чистоту нравственности: нет…» ... Далее -
45.
Подлинной вершиной всего пушкинского цикла являются восьмая и девятая статьи, в которых разбирается «Евгений Онегин». Это до сих пор во многих отношениях – лучшее из всего написанного о романе Пушкина. Социологическая трактовка Пушкина наиболее ярко проявилась в статьях об «Евгении Онегине». Подчеркивая гуманизм и народность Пушкина, Белинский указывал на их сословно-классовую основу: «Он нападает в этом классе на все, что противоречит гуманности, но принцип класса для него – вечная истина. И потому в самой сатире его так много любви, самое отрицание его так часто похоже на одобрение и на любование». ... Далее -
46.
«Покойный Дмитриев принадлежит к числу примечательнейших людей прошлого века и примечательнейших действователей на поприще русской литературы. Он был сподвижником Карамзина в великом деле преобразования русского слова. Здесь не место и не время оценять его заслуг. Скажем только, что его басни имеют большое литературное достоинство…» ... Далее -
47.
«…С 1823 года начала ходить по рукам публики рукописная комедия Грибоедова «Горе от ума». Она наделала ужасного шума, всех удивила, возбудила негодование и ненависть во всех, занимавшихся литературою ex officio, и во всем старом поколении; только немногие, из молодого поколения и не принадлежавшие к записным литераторам и ни к какой литературной партии, были восхищены ею. Десять лет ходила она по рукам, распавшись на тысячи списков: публика выучила ее наизусть, враги ее уже потеряли голос и значение, уничтоженные потоком новых мнений, и она явилась в печати тогда уже, когда у ней не осталось ни одного врага, когда не восхищаться ею, не превозносить ее до небес, не признавать гениальным произведением считалось образцовым безвкусием. И вдруг в одном петербургском журнале, в 1835 году, какой-то… критик объявил, что «Горе от ума» такое слабое произведение, что хуже даже «Недовольных»…» ... Далее -
48.
Проблема литературной обработки фольклорного материала связана у Белинского с общей концепцией развития художественного сознания. Подделаться под дух фольклорного произведения невозможно, так как невозможно искусственно восстановить предшествующие формы художественного сознания. Отсюда отрицательное отношение критика не только к произведению П. Ершова, но и к сказкам Пушкина. ... Далее -
49.
«Многим, не без основания, покажется странным соединение в одной критической статье произведений двух писателей различных эпох, с различным направлением талантов и литературной деятельности. Мы имеем на это причины, изложение которых и должно составить содержание этой статьи…» ... Далее -
50.
Настоящая статья завершает длительную и сложную историю отношений Белинского к Полевому. Переход Полевого на реакционно-охранительные позиции, после закрытия «Московского телеграфа», вызвал резкий перелом в отношении к нему Белинского. Ренегат Полевой не заслуживал никакого снисхождения. В своих статьях критик вел неустанную борьбу с Полевым. Смерть Полевого в начале 1846 года положила естественный конец этой борьбе и вместе с тем вызвала необходимость исторической оценки всей деятельности Полевого. Эту задачу Белинский и выполнил в настоящей статье. ... Далее -
51.
«Не для чего распространяться о великой славе Поль де Кока: дело решенное, что это первый романист современной французской литературы. Вам это неприятно, вы делаете недовольную мину: не взыщите – чем богаты, тем и рады. Поль де Кок в своем «Мусташе» рисует нам свой идеал поэта, идеал, который, как две капли воды, похож на него самого…» ... Далее -
52.
«…труды г. Кони достойны некоторого внимания и даже уважения. Повторяю: он имеет способности для переделок с французского этого рода литературных эфемеров. В его «В тихом озере черти водятся» есть нечто такое, что может вас заставить если не прочесть, то выслушать эту пиеску на театре без скуки, даже не без удовольствия; в ней есть несколько забавных положений, несколько миленьких куплетцев, исполненных веселости…» ... Далее -
53.
«В статье о «Гамлете» Шекспира и об игре Мочалова в роли Гамлета я хотел вполне представить судьбу, в нашем отечестве, одного из величайших созданий величайшего драматического гения. Игра Мочалова и ее действие на московскую публику были главным предметом, главною, основною мыслию моей статьи. Но, кроме того, я почел еще нужным и рассмотреть критически, как умел и как мог, самую пьесу…» ... Далее -
54.
«…Главная заслуга Карамзина как историка России состоит совсем не в том, что он написал истинную историю России, а в том, что он создал возможность в будущем истинной истории России. Были и до Карамзина опыты написать историю, но тем не менее для русских история их отечества оставалась тайною, о которой так или сяк толковали одни ученые и литераторы. Карамзин открыл целому обществу русскому, что у него есть отечество, которое имеет историю, и что история его отечества должна быть для него интересна, и знание ее не только полезно, но и необходимо…» ... Далее -
55.
«…Публика Александрийского театра – особая публика, подобной которой не найти ни в древнем, ни в новом мире. Это публика без преданий, без корня и почвы: она составляется или из того временно набегающего на Петербург народонаселения, которое сегодня здесь, а завтра бог знает где, или из того дельного люда, который ходит в театр отдохнуть от протоколов и отношений и которому, после канцелярского слога, лучше всего на свете слог «Северной пчелы», юмор «Библиотеки для чтения» и тонкая игра водевильного остроумия. Где ж всем этим людям помнить, что было назад тому лет двадцать?…» ... Далее -
56.
«…умея ценить по достоинству Хемницера и Дмитриева, все знают, что Крылов неизмеримо выше их обоих. Его басни – русские басни, а не переводы, не подражания. Это не значит, чтоб он никогда не переводил, например, из Лафонтена, и не подражал ему: это значит только, что он и в переводах и в подражаниях не мог и не умел не быть оригинальным и русским в высшей степени. Такая уж у него русская натура!…» ... Далее -
57.
«…как жаль, что юные переводчики начали передавать русской публике Гете именно с его плохих и пустых произведений! Пока переводчики дойдут до истинно великих его созданий, наша публика – чего доброго! – решит, что Гете был плохой писака, и предприятие, само во себе полезное и похвальное, пропадет таким образом в самом начале своем. Второй выпуск «Сочинений Гете» еще более наполнен пустяками, чем первый…» ... Далее -
58.
«В то время как какие-нибудь два стихотворения, помещенные в первых двух книжках «Отечественных записок» 1839 года, возбудили к Лермонтову столько интереса со стороны публики, утвердили за ним имя поэта с большими надеждами, Лермонтов вдруг является с повестью «Бэла», написанною в прозе. Это тем приятнее удивило всех, что еще более обнаружило силу молодого таланта и показало его разнообразие и многосторонность. В повести Лермонтов явился таким же творцом, как и в своих стихотворениях…» ... Далее -
59.
Белинский Виссарион Григорьевич (1811-1848) – русский литературный теоретик и критик. Белинский работал в крупнейших литературных журналах своего времени: «Телескоп», «Отечественные записки», «Современник». Под влиянием Ф. Шеллинга и Г. Гегеля Белинский пытался синтезировать критику и философию. Огромным вкладом в литературный процесс можно считать разработанные Белинским принципы нового литературного направления – так называемой натуральной школы, главой которой критик назвал Н.В. Гоголя. ... Далее -
60.
«…Всем известен прекрасный талант г. Гоголя. Его первое произведение «Вечера на хуторе близ Диканьки» возбудили в публике самые лестные надежды. Но благоразумнейшие из читателей, наученные горьким опытом, не смели слишком предаваться этим надеждам. В самом деле, как богата наша литература такими писателями, которые первыми своими произведениями подавали о себе большие надежды, а последующими уничтожали эти надежды…» ... Далее -
61.
«Есть два способа выговаривать новые истины. Один – уклончивый, как будто не противоречащий общему мнению, больше намекающий, чем утверждающий; истина в нем доступна избранным и замаскирована для толпы скромными выражениями: если смеем так думать, если позволено так выразиться, если не ошибаемся и т. п.» ... Далее -
62.
«Герой нашего времени» принадлежит к тем явлениям истинного искусства, которые, занимая и услаждая внимание публики, как литературная новость, обращаются в прочный литературный капитал, который с течением времени все более и более увеличивается верными процентами…» ... Далее -
63.
«…новый перевод книги Кампе не лишний в нашей литературе, так бедной сколько-нибудь сносными сочинениями для детей; тем более не лишний, что он сделан порядочно, со смыслом, и издан опрятно. Что касается до картинок, – в первой части этого новоизданного и новопереведенного «Робинзона» их только одна…» ... Далее -
64.
«…словно нетопыри прекрасным зданием, овладели нашею сценою пошлые комедии с пряничною любовью и неизбежною свадьбою! Это называется у нас «сюжетом». Смотря на наши комедии и водевили и принимая их за выражение действительности, вы подумаете, что наше общество только и занимается, что любовью, только и живет и дышит, что ею! И какою любовью – бескорыстною, без всякого расчета на приданое, на связи и покровительство!..» ... Далее -
65.
«…Что бы ни говорили о нас остроумные противники наши, но мы не перестанем повторять, что в русской литературе больше гениев, нежели талантов, больше художников, нежели беллетристов. Из этого, впрочем, еще не следует, чтоб у нас гениев и художников было очень много, даже просто много; но они заметнее и долговечнее талантов, и потому их имена у всех на языке. А таланты беллетристические так же быстро исчезают у нас, как и родятся. Притом же они так мало пишут! Пушкин, умерший еще в поре сил, один написал больше, нежели все его подражатели, вместе взятые…» ... Далее -
66.
«…Что же такое поэзия? – спрашиваете вы, желая скорее услышать решение интересного для вас вопроса или, может быть, лукаво желая привести нас в смущение от сознания нашего бессилия решить столь важный и трудный вопрос… То или другое – все равно; но прежде, чем мы вам ответим, сделаем вопрос и вам, в свою очередь. Скажите: как назвать. то, чем отличается лицо человека от восковой фигуры, которая чем с большим искусством сделана, чем похожее на лицо живого человека, – тем большее возбуждает в нас отвращение? Скажите: чем отличается лицо живого человека от лица покойника? – Ведь форма одинаково правильна в том и другом, те же части и та же соответственность и стройность в частях?…» ... Далее -
67.
«…Басня есть поэзия рассудка. Она не требует глубокого вдохновения, которое производится внезапным проникновением в таинство абсолютной мысли; она требует того одушевления, которое так свойственно людям с тихою и спокойною натурою, с беспечным и в то же время наблюдательным характером и которое бывает плодом природной веселости духа. Содержание басни составляет житейская, обиходная мудрость, уроки повседневной опытности в сфере семейного и общественного быта…» ... Далее -
68.
«В прошедшей книжке мы говорили о новом издании «Илиады», переведенной Гнедичем: теперь почитаем долгом упомянуть о другой новости, столько же приятной, но уже не столько новой – о великолепном издании «Дон Кихота» Сервантеса. Наши слова – мнение, голос журнала, а не объявление, поэтому они всегда вовремя и кстати…» ... Далее -
69.
«…Вот почему для детей чтение «Арабских сказок» доставляет столько наслаждения: человек-дитя в Европе сочувствует народу-дитяти в простодушных откровениях его фантазии. Человек взрослый не может читать залпом этих сказок: ему наскучит одно и то же – и чудесные красавицы, и разумные принцы, и повторения одних и тех же речей, в которых ровно ничего нет. Но так как и между взрослыми много детей, то «Арабские сказки» всегда будут иметь у себя обширный круг читателей и почитателей…» ... Далее -
70.
"Диккенс принадлежит к числу второстепенных писателей – а это значит, что он имеет значительное дарование. Толпа, как водится, видит в нем больше, нежели сколько должно в нем видеть, и романы его читает с большим удовольствием, чем романы Вальтера Скотта и Купера: это понятно, потому что первые более по плечу ей, чем последние, до которых ей не дотянуться и на цыпочках. Однако ж это не мешает Диккенсу быть писателем с замечательным талантом, вопреки мнению сентиментально-идеальных критиков, которые только пухло-фразистую дичь почитают за высокую поэзию…" ... Далее -
71.
Статья «Петербург и Москва» замечательна не только полной и разносторонней характеристикой обеих столиц. Опираясь на выработанную им же концепцию русского исторического процесса, Белинский доказывает историческую необходимость Петербурга и обосновывает его национальное значение вопреки славянофильским толкам об «искусственном» происхождении этого города. Та же антиславянофильская тенденция звучит и в критической характеристике Москвы с ее «патриархальной семейственностью», представляющей благодарную почву для появления всяческих романтико-идеалистических теорий, в том числе и славянофильских. ... Далее -
72.
«…Что между Гоголем и Гомером есть сходство – в этом нет никакого сомнения; но какое сходство? – такое, что тот и другой поэты, другого нет и быть не может. Однакож такое сходство есть не только между Гомером и французским песенником Беранже, но и между Шекспиром и русским баснописцем Крыловым: всех их делает сходными творчество. Но думать, что в наше время возможен древний эпос, это так же нелепо, как и думать, чтоб в наше время человечество могло вновь сделаться из взрослого человека ребенком, а думать так – значит быть чуждым всякого исторического созерцания и пустые фантазии праздного воображения выдавать за философские истины…» ... Далее -
73.
«…Русская сказка имеет свой смысл, но только в таком виде, как создала ее народная фантазия; переделанная же и прикрашенная, она не имеет решительно никакого смысла. «Гусар», «Будрыс и его сыновья», «Воевода» – все эти пьесы не без достоинства, а последняя решительно хороша…» ... Далее -
74.
«Г-н А. Чуровский есть новое лицо, недавно выступившее на поприще литературы. Но неизвестность его имени нимало не мешает совершенному успеху его дебюта; пословица говорит: видно птицу по полету, а доброго молодца по ухватке! Он подражает почтенному Н. И. Гречу, знаменитому автору «Черной женщины», и, надобно сказать правду, подражает ему с большим успехом: его роман не только ни на волос не уступает в достоинстве «Черной женщине», но еще превосходит ее занимательностию содержания, обилием, всякого рода чертовщины…» ... Далее -
75.
«…эти сказки, с одной стороны, как полное выражение богатой и блестящей фантазии племени, игравшего в человечестве такую важную роль, – невольно увлекают читателя своим сплетением и переплетением частей, бесконечно сцепляющихся одна с другою и образующих этим сцеплением какое-то уродливое целое, и узорчатою пестротою своей фантастической ткани, и резкою яростию своих восточных красок. С другой же стороны, они невольно поражают этим бессмысленным, произвольным искажением действительности…» ... Далее -
76.
«…Человек вдруг, ни с того, ни с сего, связывает свою жизнь, свое предприятие с обстоятельствами, не имеющими никакой с ними связи, и связывает именно потому, что нет никакой связи; он не выезжает никуда в понедельник , он опасается, выходя из дома, ступить первый шаг левою ногою; он задрожит, если нечаянно просыплет соль за столом; он в ужасе вскочит из-за стола, если увидит, что за ним сидят тринадцать человек…» ... Далее -
77.
Рецензия русского мыслителя, писателя, литературного критика В. Г. Белинского к «Карманному словарю иностранных слов, вошедших в состав русского языка, издаваемому Н. Кирилловым». ... Далее -
78.
«Мы не будем говорить о достоинстве этой книжки в литературном отношении; в нем никто не сомневается… Да, народ знает и любит Крылова так же, как Крылов знает и любит народ…» ... Далее -
79.
«…Эти жалкие книжонки вместе с песенниками, помадой, икрой, сапогами, коленкором и солеными огурцами развозятся бог знает в какие концы царства русского, куда не залетает, может быть, ни одна порядочная печатная книга, – и, вероятно, находят себе усердных читателей. Но эти книжонки не только не полезны для просвещенного любителя старины, даже решительно вредны, представляя дело совершенно в превратном виде. И. П. Сахаров решился подвергнуть строгому исследованию такое важное дело, перечел все напечатанные сказки, разобрал их критически, многое отверг, как чужое, наносное или приданное «благодетельными» поправщиками, иное оставил и при издании своих «Сказок» с величайшею, строгою разборчивостию принял два источника: 1) сказки, рассказываемые нашими сказочниками, и 2) сказки, сохраненные в рукописях…» ... Далее -
80.
«…Если мы сказали, что поэзия Кольцова относится к поэзии Пушкина, как родник, который поит деревню, относится к Волге, которая поит более чем половину России. – то поэзия Крылова, и в эстетическом и в национальном смысле, должна относиться к поэзии Пушкина, как река, пусть даже самая огромная, относится к морю, принимающему в свое необъятное лоно тысячи рек, и больших и малых. В поэзии Пушкина отразилась вся Русь, со всеми ее субстанциальными стихиями, все разнообразие, вся многосортность ее национального духа. Крылов выразил – и надо сказать, выразил широко и полно – одну только сторону русского духа – его здравый, практический смысл, его опытную житейскую мудрость, его простодушную и злую иронию…» ... Далее -
81.
«…Есть же люди, которые могут писать такие книжки! Это – не та наивная пошлость, которую мы привыкли видеть в изделиях А. А. Орлова и которая иногда вовсе не оскорбляет, иногда даже срывает улыбку; нет, это пошлость гнилая, отвратительная… В этой пошлости вместе с отсутствием всякого склада и лада, с отсутствием всякого смысла соединяется везде претензия на склад, на лад и на смысл…» ... Далее -
82.
«…Этот песенник есть одна из тысячи проделок книжной спекуляции: тут вы найдете стихотворения Пушкина, Жуковского, Батюшкова, гг. Языкова, Хомякова, Баратынского, русские песни Мерзлякова и Дельвига, старинные чувствительные романсы и песенки, словом всё – даже стихотворения г. Бороздны. Разумеется, всё это искажено, поправлено, переправлено, лишено смысла…» ... Далее -
83.
Л. В. Брант – беллетрист и критик конца 1830–1840-х гг., в течение ряда лет фельетонист «Северной пчелы». Одержимый, по выражению Белинского, страстью «сочинять во что бы то ни стало», Брант перепробовал себя во многих родах – в повести, романе, критических статьях и библиографических обзорах и т. д., публикуя книжки и брошюры за свой счет. Все это неизменно вызывало насмешку в журналах самых разных направлений. В рецензии Белинский приводит без каких-либо изменений и сокращений все, что было сказано по этому поводу автором романа, а затем кончает своеобразной пародией на эти его выпады, пародией, заключающей убийственную характеристику самого Бранта. ... Далее -
84.
Отмечая громадный успех романа Сю, критик пишет о том, что в буржуазном обществе универсальным мерилом гения, таланта стали деньги. В прежние времена гениальные люди оканчивали свое поприще на кофре, теперь они покоятся на мешках с золотом. Прозаичность – вот основная черта искусства буржуазного общества. ... Далее -
85.
«…Не понимаем, с какой стати и по какому праву гг. переводчики разбивают автобиографию Гете на клочки и отрывки, которые нисколько не интересны, тогда как эта автобиография чрезвычайно интересна. Вообще, видно, что это предприятие придумано наскоро и нисколько не обдумано, что у трудящихся нет ни плана, ни цели, что каждый из них – кто во что горазд… А между тем господам переводчикам не мешало бы подумать о том, что они делают; ведь если они порядочно переведут только прозаические сочинения Гете, и тогда дело их будет почтенно и заслужит благодарность…» ... Далее -
86.
Эта рецензия на 2-е издание «Мертвых душ» является в значительной степени повторением уже ранее сказанного об этом произведении. К этому изданию «Мертвых душ» Гоголь написал специальное предисловие, в котором высказал основные положения своей книги «Выбранные места из переписки с друзьями», появившейся в свет несколько позднее. Это и подвигло Белинского на статью. ... Далее -
87.
«Странное зрелище представляет собою теперь русская, или – что все равно – петербургская литература! В ней все, что вам угодно: и драмы, и комедии, и водевили, и романы, и повести, и стихи, и привилегированные типографии, и журналы, и газеты, и книги, и альманахи, и, особенно, объявления на разные издания, срочные и бессрочные, с политипажами и без политипажей, и такие, которые уже издаются, или непременно будут издаваться, и такие, которые никогда не будут издаваться…» ... Далее -
88.
«…Ибо что такое «Изгнанник» Богемуса? Ни больше ни меньше, как довольно обыкновенный сколок с романов Вальтера Скотта, а отнюдь не оригинальное и самобытное создание. Богемус, по крайней мере в своем «Изгнаннике», шел по пути давно уже истертому и избитому: он хотел в обветшалую раму любви двух лиц вставить картину Богемии во время Тридцатилетней войны и очень неудачно это выполнил. Вы не найдете в его сочинении ни духа того времени, ни верной картины тогдашнего быта, ни героев этой великой эпохи истории человечества…» ... Далее -
89.
«…Что этот человек был истинный поэт, что у него было большое дарование, в этом нет никакого сомнения. Но за что превозносили его похвалами современники, чему удивлялись они в нем, почему провозгласили его образцовым (в то время то же, что ныне гениальным) писателем?.. Отвечаю утвердительно: правильный и чистый язык, звучный и легкий стих, пластицизм форм, какое-то жеманство и кокетство в отделке, словом, какая-то классическая щеголеватость – вот что пленяло современников в произведениях Батюшкова…» ... Далее -
90.
«Известно, что после литературы, и в особенности журналистики, в целом мире нет ничего хуже петербургской погоды. За ее непостоянством и переменчивостию часто нет никакой возможности различать времена года. Нынешний май оказался особенно сбивчивым месяцем: он похож и на сентябрь, и на октябрь, и на ноябрь, и на февраль, и на март, и на что угодно, – только не на май. Как нарочно, журналы, словно по взаимному условию, стараются скрыть от нас настоящее время года и перевернуть календарь задом наперед…» ... Далее -
91.
«…говоря о Лермонтове, мы разумеем современную русскую литературу, от смерти Пушкина до настоящей минуты, и, не находя в ней соперников таланту Лермонтова, разумеем собственно стихотворцев-поэтов, а не прозаиков-поэтов, между которыми Лермонтов опять-таки, как Сириус между звездами…» ... Далее -
92.
Мнение Белинского определялось его общим взглядом на современную ему украинскую литературу. Что же касается причин, которые вызвали его резкий отзыв о «Гайдамаках», то они, по-видимому, коренятся в том преувеличенно-восторженном отношении к украинской литературе, которое было свойственно таким журналам, как «Маяк» и «Москвитянин» ... Далее -
93.
«…Да не приводит вас, читатели, в смущение ни безграмотное заглавие этой крохотной книжки, ни таинственные буквы, которые должны означать собою имя ее автора: таинственный автор этих стихотворений есть не кто иной, как известный г. Пуговошников, а безграмотность заглавия нисколько не унижает ни достоинства безграмотных стихотворений, ни таланта г. Пуговошникова: он гений самородный, а грамматика гениям не нужна…» ... Далее -
94.
«…Водевилист есть человек, у которого «в лице такое рассуждение, и физиономия… такие важные поступки, и так здесь много, много всего»; человек, который хочет наконец «чем-нибудь, этаким высоким заняться», потому что «ему так скучно жить: он ищет пищи для души, а светская чернь его не понимает». Не правда ли, господа! Теперь очень легко решить вопрос, и как пишутся водевили. Это делается очень просто…» ... Далее -
95.
«Недавно вступив на литературное поприще, еще не успев осмотреться на нем, я с удивлением вижу, что редким из наших литераторов удавалось с таким успехом, как мне, обращать на себя внимание, если не публики, то по крайней мере своих собратий по ремеслу. В самом деле, в такое короткое время нажить себе столько врагов, и врагов таких доброжелательных, таких непамятозлобивых, которые, в простоте сердечной, хлопочут из всех сил о вашей известности, – не есть ли это редкое счастие?..» ... Далее -
96.
Настоящая заметка примыкает к рецензии Белинского «Несколько слов о «Современнике». Разочарование в «Современнике» было характерно для московских друзей Белинского, сближавших петербургский журнал с «Московским наблюдателем». ... Далее -
97.
В первых числах января 1840 года в Петербурге начал выходить новый журнал «Пантеон русского и всех европейских театров», который, по замыслу его инициаторов, должен был освещать театральную жизнь не только в России (на что претендовал организованный годом ранее «Репертуар русского театра»), но и всей Европы. Белинский присутствовал на торжественном обеде по случаю выхода первого номера этого журнала. Обед состоялся около 1 января 1840 года. ... Далее -
98.
Данная (газетная) рецензия посвящена тем же выпускам театральных изданий, что и предыдущая (журнальная) рецензия. Впервые здесь разбирается лишь 2-я книжка «Пантеона русского и всех европейских театров». ... Далее -
99.
«…Причина та, что литературою у нас занимаются большею частию так, мимоходом, между дел, украдкою от балов, карт и пр. Обыкновенно издатель за полгода до выхода в свет предполагаемого альманаха начинает приглашать «известных литераторов» украсить его книжку своими статьями. Обещанных статей у него бездна, станет на десять альманахов; но время печатания наступает, а статей – ни одной. Следует повторение просьб, и вот – кто присылает завалявшиеся стишки, иной для такового казусного случая присядет да разом и напишет новенькие, как с молоточка…» ... Далее -
100.
«…Одним из лучших литературных явлений нового года по справедливости должно назвать повести г-жи Жуковой. Имя г-жи Жуковой – почти новое имя в нашей литературе, по времени его появления в ней, но уже почетное и знаменитое по блестящему таланту, который под ним является…» ... Далее -
101.
«…Всем, и читающим «Репертуар» и не читающим его, известно уже из одной программы этого странного, не литературного издания, что в нем печатаются только водвили, игранные на театрах обеих наших столиц, но ни особо и ни в каком повременном издании не напечатанные. Обязанные читать все, что ни печатается, даже «Репертуар русского театра», издаваемый г. Песоцким, мы развернули его, чтобы увидеть, какой новый водвиль написал г. Коровкин или какую новую драму «сочинил» г. Полевой, – и что же? – представьте себе наше изумление…» ... Далее -
102.
«Поэзия есть дар природы; чтоб быть поэтом, надо родиться поэтом, но научиться или выучиться быть поэтом – невозможно. Это старая истина, которая давно уже всем известна; но, кажется, еще не всем известно, что писать рифмованною и размеренною по правилам стихосложения прозою и быть поэтом – совсем не одно и то же. Странное дело! Ведь и это истина старая, которую очень бойко выскажут вам даже те самые люди, которые на деле грешат против нее…» ... Далее -
103.
«…Г-ну Боричевскому пришла благая мысль – передать на русский язык поэтические предания и народные рассказы сербские, мазовецкие, галицкие, польские, украинские, чешские, подольские и прочих соплеменных нам народов. Первая книжка очень любопытна. Некоторые из пьес имеют высокий поэтический интерес…» ... Далее -
104.
«…видно, что в «Пантеоне» есть чего и почитать, есть над чем и подумать, есть чем и позабавиться и развлечься. С нетерпением ожидаем следующей книжки, в надежде, что и в ней будет о чем поговорить нам с читателями. А то, право, ведь и поговорить-то почти не о чем…» ... Далее -
105.
«…Удивительно ли, что чтение этой маленькой повести производит на душу такое сильное впечатление? Действительность всегда выше всякого так называемого идеального вымысла, – и само искусство, чтоб действовать на дух человека, должно быть воспроизведением действительности, а не погремушкою, сделанною из мечтаний и пустых вымыслов праздного воображения…» ... Далее -
106.
«Римские элегии», произведение юности Гете, принадлежат к роскошнейшим плодам его творческой деятельности, к самым фундаментальным опорам его поэтической славы. Кроме того, они относятся к тем из его созданий, которые наиболее характеризуют его объективный гений…» ... Далее -
107.
«Введение в философию» г. Карпова представляет утешительное явление по тому уже одному, что автор, как видно из целой книги, занимается своим предметом с уважением, что для него философия не игрушка, как у большей части наших доморощенных философов, и что он не шутя старается определить, в чем она заключается. Удались ли его старания, – это другой вопрос…» ... Далее -
108.
«…Обращаемся к «Коту Мурру». Это сочинение – по оригинальности, характеру и духу, единственное во всемирной литературе, – есть важнейшее произведение чудного гения Гофмана. Читателей наших ожидает высокое, бесконечное и вместе мучительное наслаждение: ибо ни в одном из своих созданий чудный гений Гофмана не обнаруживал столько глубокости, юмора, саркастической желчи, поэтического очарования и деспотической, прихотливой, своенравной власти над душою читателя…» ... Далее -
109.
«…Если б в этой повести были характеры и все лица не говорили на один лад – книжным языком старых резонерок; если б в ней была интрига, завязка и развязка, словом, содержание, а в содержании естественность, правдоподобие и занимательность; если б, наконец, язык повести, при правильности и вылощенной гладкости, не был вовсе лишен движения, жизни, цвета, оригинальности, теплоты и задушевности и не был холодно-мертв, – то повесть читалась бы с большим удовольствием…» ... Далее -
110.
«…Мы не без намерения так подробно изложили содержание этой повести. Мы хотели приобрести полное право спросить наших читателей: понимают ли они хоть что-нибудь в этой груде нескладных небылиц? По всему видно, что автор хотел написать фантастическую повесть; но, во-первых, фантастическое отнюдь не то же самое, что нелепое; а во-вторых, фантастическое требует не только таланта, но и еще таланта фантастически настроенного, и притом огромного таланта. Таким был гениальный Гофман…» ... Далее -
111.
«…Творения Ломоносова имеют больше историческое, чем какое-нибудь другое достоинство: вот точка зрения, сообразно с которою должно издавать их. Ломоносов не нужен публике; она не читает не только его, но даже и Державина, который в тысячу раз больше его имеет прав на титло поэта; Ломоносов нужен ученым и вообще людям, изучающим историю русской литературы, нужен и школам…» ... Далее -
112.
«Новое произведение литературной школы, основанной Марлинским – не тем он будь помянут! Оно носит на себе все родовые признаки своего происхождения: его герои всё офицеры, да еще морские; место действия – фрегат; действующие лица ничего не делают, а только говорят, и в их пышных монологах слышатся слова, чуждые всякого значения и не совсем понятные, вследствие той растрепанности чувств, плодом которой они были…» ... Далее -
113.
«…Вот «Митя (,) купеческой сынок» – совсем не то, что «Сицкий (,) капитан фрегата». Разница между ими двоякая: заметим сперва первую. «Сицкий» – произведение трагическое, следовательно серьезное, возбуждающее больше слез, чем смеха, – и хотя мы довольно представили этому доказательств, однако ж самое разительное и эффектное поберегли с умыслом; вот оно – слушайте и ужасайтесь…» ... Далее -
114.
«…Вот уже четвертый альманах издает г. Владиславлев и делает этим четвертый подарок любителям легкого чтения и красивых изданий. На этот раз его альманах превзошел, как говорится, самого себя и изящностию своей наружности, роскошью приложений, и замечательностию содержания. По стихотворной части, его украсили произведения Пушкина, князя Вяземского, гр. Р-ной, Языкова, Кольцова, Подолинского и других…» ... Далее -
115.
«…Купер нисколько не ниже Вальтера Скотта; уступая ему в обилии и многосложности содержания, в яркости красок, он превосходит его в сосредоточенности чувства, которое мощно охватывает душу читателя прежде, чем он это заметит; Купер превосходит Вальтера Скотта тем, что, по-видимому, из ничего создает громадные, величественные здания и поражает вас видимого простотою материалов и бедностию средств, из которых творит великое и необъятное…» ... Далее -
116.
«…Дальнейшее рассмотрение этой действительно интересной книги, за сочинение которой к колпаку автора стоило бы привесить пять желтых бубенчиков и таким образом возвести его в мандарины 5-й степени, – дальнейшее рассмотрение этой книги еще более убедит всех и каждого, что она – действительно китайское творение и вышла из глубочайших недр духа мандарина 5-й степени…» ... Далее -
117.
«…Во-первых, что за странное заглавие: «Портретная и биографическая галерея словесности, наук, художеств и искусств в России»? Есть ли тут смысл и выражает ли это содержание тетради? Нисколько! – Потом, что такое – художества и искусства? Неужели это не одно и то же, а два разные предмета?.. » ... Далее -
118.
«…Козлов – поэт чувства , точно так же, как Баратынский – поэт мысли (то есть поэтического раздумья, а не рассудочного резонерства). Поэтому не ищите у Козлова художественных созданий, глубоких и мирообъемлющих созерцаний; ищите в нем одного чувства, – и вы найдете в его двух книжках много прекрасного, едва ли не наполовину с посредственным…» ... Далее -
119.
«…Вообще, многое в романе г. Полевого может быть прочтено не без удовольствия, а иное и с удовольствием, но целое его странно: теперь оно разве усыпит сладко, и уж никого не увлечет. Когда, рисуя смешное, автор знает, что он рисует смешное, – картина может быть великим созданием; но когда автор изображает нам Дон-Кихота, думая изображать Александра Македонского или Юлия Цезаря, – картина выйдет суздальская, лубочная литография с изображением райской птицы…» ... Далее -
120.
«Есть люди, с которыми ни о чем не хотелось бы говорить, и есть вещи, о которых ни с кем не хотелось бы говорить. Журнальный мир особенно богат теми и другими, и тех и других очень легко оставлять в покое, хотя бы они и беспокоили вас, нападая на ваши мысли, взгляды, чувства. Но когда какое-нибудь журнальное инкогнито , нападая на вас, искажает ваши мысли, дает им превратный толк, приписывает вам то, чего вы никогда не думали, то почему же вам не оправдаться – разумеется, не перед ним, не перед этим инкогнито , а перед тою частию публики, которая могла бы поверить ему на слово?…» ... Далее -
121.
«Сперва в «Пчеле», а потом в «Московских ведомостях» прочли мы приятное известие, что перевод Гнедича «Илиады» издается вновь. И как издается – в маленьком формате, в 16-ю долю, со всею типографическою роскошью, и будет продаваться по самой умеренной цене – по 6 рублей экземпляр! Честь и слава г. Лисенкову, петербургскому книгопродавцу!…» ... Далее -
122.
«1 № «Современника» на нынешний год давно уже всеми прочтен и потому вышел из ряду литературных новостей, которые должны составлять содержание нашей «Литературной хроники». Но не столько новое, сколько примечательное, в каком бы то ни было значении, составляет постоянный и главный предмет библиографического отделения «Наблюдателя», а пока в «Современнике» будет хотя одна строка Пушкина, хотя недоконченные полстиха, он не перестанет быть для нас явлением примечательным, в хорошем значении этого слова…» ... Далее -
123.
«…Вот этого-то нечто и не находим мы в стихотворениях г. Бенедиктова. Его стих звучен, громок, полон гармонии; его образы ярки, смелы, живописны; он часто как будто возвышается до истинного одушевления, до истинной поэзии, но перечтите еще раз, вглядитесь попристальнее в то, что вам показалось поэзиею, – и «нечто» и не бывало: форма остается отделенною от духа, а духа нет, потому что нет таинственного слития между ними…» ... Далее -
124.
«…Мы не будем разбирать драмы с исторической стороны – это нисколько не относится к делу: поэтические характеры могут быть не верны истории, лишь были бы верны поэзии. Верность законам творчества – это главное, а остальное все второстепенное. Поэтому у нас, при разборе сочинения, первый вопрос: что это такое – поэзия или претензия на поэзию? Имена для нас ничего не значат, и чем громче имя, тем строже наш суд, потому что ложные произведения часто ходят за истинные благодаря очарованию имени, под которым они выпускаются. От этого большой вред для эстетического образования общества…» ... Далее -
125.
Одна из характерных для Белинского отрицательных рецензий, в которой он применил остроумное переложение содержания рецензируемого произведения, цитирование с курсивными выделениями и ироническими ремарками, ироническую концовку – заключение с использованием цитаты из рецензируемого романа. ... Далее -
126.
«…Может быть, г. Каменский и в самом деле пишет очень хорошо; может быть, он и в самом деле второй Марлинский, если нам мало было одного; может быть, его повести и в самом деле прекрасны: все это может быть; но мы хотим говорить не о том, как может быть, а о том, как нам кажется. Признаемся откровенно, что касается собственно до нас, то нам «Повести и рассказы» г. Каменского очень не нравятся. Мы не хотим этим сказать, чтобы они были дурны, – нет, сохрани нас бог от такого решительного приговора, вопреки мнению стольких знатоков и судей изящного! – Но они нам кажутся очень утомительными, чтоб не сказать – скучными…» ... Далее -
127.
«По смерти своего основателя «Современник» изменился во внешнем плане. К числу перемен относится помещение стихотворений отдельно от прозы, под особою нумерациею страниц. Не думая нисколько вмешиваться в домашние распоряжения чужого и притом высоко уважаемого нами журнала, мы все-таки скажем, что такое распоряжение, при нынешнем состоянии стихотворства, не может быть выгодно ни для какого журнала…» ... Далее -
128.
«…говоря о г. Лажечникове как о первом русском романисте, мы отнюдь не имеем в виду писателей повестей, но только одних романистов, и отнюдь не видим в нем идеала романистов, но только лучшего русского романиста. Мы не будем сравнивать его с Вальтер Скоттом и Купером, потому что можно, и не тягаясь с этими двумя вековыми исполинами-художниками, быть примечательным романистом вообще и первым, то есть лучшим во всякой литературе, кроме английской…» ... Далее -
129.
«…В созданиях поэта – его дух, его жизнь. Полежаев был рожден великим поэтом, но не был поэтом: его творения – вопли души, терзающей самое себя, стон нестерпимой муки субъективного духа, а не песни, не гимны, то веселые и радостные, то важные и торжественные, прекрасному бытию, объективно созерцаемому. Истинный поэт не есть ни горлица, тоскливо воркующая грустную песнь любви, ни кукушка, надрывающая душу однообразным стоном скорби, но звучный, гармонический, разнообразный соловей, поющий песнь природе… Создания истинного поэта суть гимн богу, прославление его великого творения…» ... Далее -
130.
«Это две последние книжки «Современника» за прошедший год. Мы немного опоздали отчетом о них, но это потому, что мы читали их не торопясь, как читаем мы все, чтение чего доставляет нам удовольствие; кроме того, в этих двух книжках «Современника» так много хорошего и занимательного, что всего скоро прочесть нельзя, и обо всем поговорить слегка и мимоходом тоже невозможно. По-прежнему «Современник» постоянно продолжает быть интересным журналом, достойным славы своего основателя…» ... Далее -
131.
Это первый русский перевод комедии Шекспира «Merry wives of Windsor». Имя переводчика точно неизвестно; предполагается, что им мог быть или Н. С. Селивановский или М. И. Воскресенский. Рецензия свидетельствует о серьезном интересе Белинского к вопросам художественного перевода. Сам Белинский много переводил (главным образом с французского) в начале 1830-х годов. Свои взгляды на систему художественного перевода Белинский подробно изложил в ряде статей и рецензий. ... Далее -
132.
«…Г-н Булгарин сердится на нас за то, что мы Пушкина называем великим поэтом: что делать? – это наше мнение, которое мы имеем полное право выговаривать, и еще тем смелее, что оно утверждено целым народом. Еще раз просим извинения у г. Булгарина в нашей слабости любить и дорожить дарованиями, делающими честь нашему отечеству. Пушкин великий поэт, и поэт русский, русский и по душе и по крови. Мы, впрочем, понимаем, как трудно сойтись нам с г. Булгариным во мнении о Пушкине…» ... Далее -
133.
«Г-н Олин написал фантастический роман, под названием «Рассказы на станции», и до напечатания его решился отдельно издать из него отрывок, составляющий одну из его четырех частей. «Странный бал» есть этот отрывок, судя по величине которого можно заключить с достоверностию, что весь роман будет величиною с повесть для книжки журнала, а достоинством не уступит многим оригинальным повестям, и в журналах помещаемым и отдельно издаваемым. Итак, в добрый час, г. Олин! Не вы первые, не вы и последние! Благие предприятия всегда будут иметь своих деятелей…» ... Далее -
134.
«…Итак, «действительное» есть то, что есть в самом деле; «воображаемое» есть то, что живет в одном воображении, а чего в самом деле нет; «призрачное» есть то, что только кажется чем-нибудь, но что совсем не то, чем кажется. Мир «воображаемый» в свою очередь разделяется на «действительный» и «призрачный». Мир, созданный Гомером, Шекспиром, Вальтером Скоттом, Купером, Гете, Гофманом, Пушкиным, Гоголем, есть мир «воображаемый действительный», то есть столько же не подверженный сомнению, как и мир природы и истории; но мир, созданный Сумароковым, Дюкре-Дюменилем, Радклиф, Расином, Корнелем и пр., – есть мир «воображаемый призрачный». Потому-то он теперь и забыт всем миром…» ... Далее -
135.
«…Зачем только сто? – Зачем не тысяча, не сто тысяч? – Статей негде взять? – Вздор! – таких статей, как «Приезд вице-губернатора» или «Александр Данилович Меньшиков», не оберешься – стоит только кликнуть клич. Авторов нет такого числа? – Пустое! – Рафаил Михайлович Зотов открывает собою бесконечную вереницу самородных гениев…» ... Далее -
136.
«…В нашей журналистике с началом нынешнего года произошло столько перемен, что 1839 год должен составить эпоху в ее летописях. Явились два новые журнала; некоторые старые изменились. … Но начнем по порядку и не забудем и прочих журналов. С кого же начать? – Мы не будем долго думать и начнем – с «Современника», потому что ни один журнал не читаем мы с таким удовольствием, ни один журнал так высоко не ценим, как «Современник»…» ... Далее -
137.
«…И что за язык, что за слог у Девицы-кавалериста! Кажется, сам Пушкин отдал ей свое прозаическое перо, и ему-то обязана она этою мужественною твердостию и силою, этою яркою выразительностию своего слога, этою живописною увлекательностию своего рассказа, всегда полного, проникнутого какою-то скрытою мыслию…» ... Далее -
138.
«Купер явился после Вальтера Скотта и многими почитается как бы его подражателем и учеником; но это решительная нелепость: Купер – писатель совершенно самостоятельный, оригинальный и столько же великий, столько же генияльный, как и шотландский романист. Принадлежа к немногому числу перворазрядных, великих художников, он создал такие лица и такие характеры, которые навеки останутся художественными типами…» ... Далее -
139.
«…Судьба книг так же странна и таинственна, как судьба людей. Не только много было умнее «Английского милорда», но были на Руси еще и глупее его книги: за что же они забыты, а он до сих пор печатается и читается? Кто решит этот вопрос! Ведь есть же люди, которым везет бог знает за что: потому что ни очень умны, ни очень глупы. Счастие слепо!…» ... Далее -
140.
«…Скажите, бога ради, понял ли хоть что-нибудь в этом стихотворении ваш рассудок – я уже не говорю, ваше чувство? «Под зеленою сосною цветет душистый цветок, не роза, не ландыш и не темная фиялка, а краса полей – незабудка; цветок этот посажен и взлелеян красавицею девицею, он увянет, а сосна все зеленая (для стиха тут пропущен глагол, без которого в периоде недостает смысла); на будущую весну опять взойдет, а сосну уж сломал ветер, и солнечный жар спалит цветок «во цвете дней»; увяла ты, моя любовь, девица в могиле, как незабудочку ее сгубил ненастный рок». Что это такое? Повторяем: даже и не случайность, а просто – бестолочь…» ... Далее -
141.
«…Что Поль де Кок не только часто шалун, но часто и циник, – это дело известное; что чтение его романов для детей и слишком молодых людей – никуда не годится: против этого также никто спорить не станет. Но кто же будет спорить против того, что у Поль де Кока есть и свои хорошие стороны: доброта сердечная, теплота души, мастерской рассказ, удачные очерки характеров, оригинальность, веселость?…» ... Далее -
142.
«Вот уже третий год, как мы читаем в московских университетских «актах» превосходные речи. В 1836 году мы прочли прекрасную речь г. Щуровского; в 1838 году мы прочли прекрасную речь г. Крылова о римском праве; в нынешнем году мы прочли превосходную статью г. Морошкина «Об «Уложении» и последующем его развитии» и спешим поделиться с нашими читателями доставленным нам ею удовольствием…» ... Далее -
143.
«…Долг рецензента – по крайней мере изложить содержание разбираемой книги; но для этого ему должно сперва прочесть книгу; а неужели вы будете требовать, чтобы мы читали подобные книги, способные отвратить от всякого чтения и от самого шелководства?..» ... Далее -
144.
«…Книга содержания серьезного, книга, которой в Петербурге и Москве никто почти не видал, разошлась быстро, а ныне выходит вторым изданием: это явление заслуживает внимания; невольно на мысль приходят вопросы: где ж она разошлась? где нашла она стольких любителей изящного? Но как-то странно поразили наше внимание некоторые мысли, высказанные в том же предисловии…» ... Далее -
145.
Белинский был очень доволен своим ироническим отзывом о романе Загоскина, в то время занимавшего высокий пост (он был директором московских императорских театров). «…В самом деле, для успеха на литературном поприще довольно одного таланта, а г. Загоскин, кроме несомненного и притом сильного таланта, одарен еще и этою теплотою души нараспашку, которая свойственна только одному русскому человеку, и полон интересов, всем равно доступных, умея притом высказывать их хотя несколько и однообразным, но тем более всем равно доступным манером…» ... Далее -
146.
«…Поль де Кок с жадностию переводится на русский язык и наконец начинает приобретать себе подражателей. Роман, заглавие которого выписано в начале этой статейки, написан до того в духе парижского сказочника, что его можно почесть романом Поль де Кока, но переведенным и переделанным на русские нравы. Подражатели всегда ниже своих образцов…» ... Далее -
147.
«…Мы все сказали о новом романе г. Зотова: читатели теперь могут иметь о нем самое удовлетворительное понятие, даже и не читавши его; это тем выгоднее для них, что г. Зотов имеет удивительную способность писать слишком плодовито и широко: прочтя одну часть его романа, вы думаете, что прочли целых пять романов. Особенно плодовиты его отступления, в которых он философствует…» ... Далее -
148.
«…Понимаете ли вы хоть что-нибудь в этом сумбуре слов, выражений, восклицательных знаков и точек несчастного, «разочарованного» Энского, который гоняется по свету за «сильными ощущениями»?.. А между тем автор умел придать призрак какой-то связи этой куче мусора, этой луже фраз, умел придать этой галиматье какой-то кажущийся , внешний смысл, даже, с первого раза и для неопытнейшего взгляда, что-то похожее на мысль…» ... Далее -
149.
«…Давно прошло то время, когда альманахи были в величайшем ходу в русской литературе: десятками, дюжинами выходили они ежегодно; но когда в какую-нибудь отрасль литературы или искусства вмешается промышленность, эта отрасль глохнет и гибнет так же, как заглохнет прекрасный сад или цветник, если промышленность присоседится к ним с огородом. Так хорошие альманахи истреблены у нас дурными; так ныне плохие романы литературных промышленников вредят успеху романов художнических. Но в таких случаях всегда есть средство поправить дело…» ... Далее -
150.
«…Мы думаем, что прелестная «Памятная книжка» и «Утренняя заря» суть самые лучшие подарки, какие можно сделать человеку и деловому и неделовому в первые месяцы года. Не постигаем только, как могут издатели «Памятной книжки» назначать такую дешевую ей цену – 2 рубля серебром: это просто даром; за одни картинки можно заплатить вдвое больше…» ... Далее -
151.
«…Не знаем, право, каковы английский и немецкие водвили, но знаем, что русские решительно ни на что не похожи. Это какие-то космополиты, без отечества и языка, какие-то тени без образа, клетушки и сарайчики (замками грешно их назвать), построенные из ничего на воздухе. В них редко встретите какое-нибудь подобие здравого смысла, об остроте и игре ума и слов лучше и не говорить. Место действия всегда в России, действующие лица помечены русскими именами; но ни русской жизни, ни русского общества, ни русских людей вы тут не узнаете и не увидите…» ... Далее -
152.
Рецензия интересна тем, что Белинский в ней защищает равнозначность «мыслительного» и «непосредственного» доказательства истины (до этого он отдавал предпочтение первому). «…Всякая истина может доказываться двояким образом: мыслительно и непосредственно. Первый способ требует диалектического развития идеи из самой себя, изложения живого, одушевленного, но и строго логического, последовательного и ясного. Второй способ требует пламенного, увлекающего красноречия, возвышающегося до поэзии, облекающего самые отвлеченные понятия в живые образы или по крайней мере выражающего их в предметной и чувственной очевидности…» ... Далее -
153.
«…Но не перечесть всех героев в романе г. Кукольника. На обрисовку каждого из них автор не пожалел слов, и каждый из них не жалеет слов, чтоб наскучить собою читателю. В романе, как и в самой действительности, могут быть лица случайные и незначительные; но только великие поэты умеют одною чертою, одним словом очеркивать их характеры; обыкновенные таланты оставляют их так, а посредственности заставляют их высказывать себя пустым многословием, которое делает их еще безличнее…» ... Далее -
154.
«Несмотря на ожесточенные вопли идеальных критиков и моральных людей, которые вслух громко бранят Поль де Кока, а про себя прилежно читают его, – добрый, милый и талантливый Поль де Кок не перестает писать, а переводчики не перестают взапуски переводить его на все языки Европы. И Поль де Кок вполне достоин этой чести. Он не берется за идеалы, которые ему не по силам; а в том, что не выходит из круга его созерцания и его способностей, он несравнен и превосходен…» ... Далее -
155.
«Цель этой книжки – познакомить русских с возникающим просвещением родственного нам болгарского племени. Цель похвальная и выполненная отчасти недурно. В книжке есть интересные факты. Просвещение болгар пока еще не отличается слишком большим светом; но друг человечества не может не порадоваться и одному началу благого дела…» ... Далее -
156.
«…мы смело можем сказать, что г. Карпов, если он кончит издание своего перевода, совершит подвиг столько же гражданский, сколько и ученый. Это великая заслуга перед обществом, это бесценный подарок его настоящему и будущему. Изучение классической древности в новейшей Европе положено краеугольным камнем публичного воспитания юношества, – и в этом видна глубокая мудрость…» ... Далее -
157.
«…Это решительно лучшее из всех «драматических представлений» г-на Полевого, ибо в нем отразилось человеческое чувство, навеянное думою о жизни; а между тем г. Полевой написал его без всяких претензий, как безделку, которая не стоила ему труда и которую прочтут – хорошо, не прочтут – так и быть!…» ... Далее -
158.
«Утренняя заря» г. Владиславлева – давно уже прекрасная и желанная гостья в русской литературе. Она всегда появляется на рубеже двух литературных годов, заставляя не поминать лихом старого и с веселою надеждою встречать новый. Содержание ее всегда представляет так много хорошего для легкого чтения. Это книга сколько светская, столько и изящная, по внутреннему и по внешнему своему достоинству…» ... Далее -
159.
«…Вообще, должно заметить, что поэты, подобные Марлинскому и гг. Бенедиктову, Языкову, Хомякову, очень полезны для эстетического развития общества, Эстетическое чувство развивается чрез сравнение и требует образцов даже уклонения искусства от настоящего пути, образцов ложного вкуса и, разумеется, образцов отличных. Поэты, которым суждено выражать эту сторону искусства, тщетно стали бы пытаться отличиться в другой какой-нибудь стороне искусства; особенно для них недостижима целомудренная и возвышенная простота…» ... Далее -
160.
«…Конечно, на многое нечего и надеяться, на превосходное также, ибо все лучшие пьесы Лермонтова известны и были напечатаны, и теперь все собраны в трех частях этого нового сборника; можно надеяться найти, кроме «Измаил-бея», еще разве три или четыре мелкие стихотворения, давно уже написанные Лермонтовым и давно уже забытые им еще при жизни; но все написанное им интересно и должно быть обнародовано, как свидетельство характера, духа и таланта необыкновенного человека…» ... Далее -
161.
«…дойдет Державин до позднейшего потомства, как явление великой поэтической силы, которая, по недостатку элементов в обществе его времени, ни во что не определилась, – и потому Державин весь будет всегда, как он уже есть и теперь, интересным фактом истории русской литературы. У Державина нет избранных стихотворений, которые могли бы пережить его неизбранные стихотворения, и всегда будут помнить, как помнят и теперь, не избранные стихотворения, а поэзию Державина…» ... Далее -
162.
«…Второй том «Сказки за сказкой» также не без хороших, как и не без плохих вещей. Из четырех заключающихся в нем повестей нам больше других нравится повесть г. Кукольника «Позументы». Мы уже не раз имели случай замечать, что г. Кукольник мастер писать интересные рассказы из времен Петра Великого. Главные достоинства их – простота, естественность и правдоподобие. Заметно, что он изучал эту эпоху и вник в дух ее…» ... Далее -
163.
«…К числу особенных достоинств статей, помещаемых в этом издании, должно отнести их совершенную соответственность и верность идее и цели: так, например, «Уральский казак» – это не повесть и не рассуждение о том, о сем, а очерк , и притом мастерски написанный, который в журнале не заменил бы собою повести, а в «Наших» читается, как повесть, имеющая все достоинство фактической достоверности…» ... Далее -
164.
«…Как поэт Кольцов был явлением весьма примечательным. Он обладал талантом сильным, глубоким и энергическим и, несмотря на то, должен был оставаться в довольно ограниченной сфере искусства – сфере поэзии народной. В своих «Думах» он рвался к другим, высшим мирам жизни и мысли, но выражал их всегда в своей однообразной народной форме. Если же смотреть на стихотворения Кольцова как на произведения народной поэзии, которая уже перешла через себя и коснулась высших сфер жизни и мысли, – то они останутся навсегда одними из любопытнейших явлений русской литературы и поэзии…» ... Далее -
165.
«В литературном отношении нельзя было блистательнее заключиться старому году и начаться новому, как выходом сочинений Гоголя. Дай бог, чтоб это было счастливым предзнаменованием для нового года – чтоб мы увидели в течение его не одни тетрадки и выпуски с картинками, не одни сказки, досужею посредственностью изготовляемые во множестве по заказу литературных антрепренеров!.. Нам нет никакой нужды говорить о том, что содержат в себе эти четыре тома: публика уже знает это сама – четыре тома уже прочтены ею, по крайней мере в обеих наших столицах, если еще не успели они проникнуть в глушь провинций…» ... Далее -
166.
«…Все драмы г. Полевого, имевшие успех, доказывают, что у нас всякое произведение, вовсе чуждое художественного достоинства, но основанное на патриотическом чувстве, будет всегда иметь успех в нашей публике. Зрители, смотря на такую драму, рукоплещут не пиесе, не автору, а своим собственным чувствам, которые в них затронуты, а затронуть их в русском народе не много надобно искусства…» ... Далее -
167.
«…Кто желал бы почему-либо короче познакомиться с новым произведением г. Бранта, тому мы должны сказать еще, что в этом произведении нет даже тех простодушных, неумышленных обмолвок, которые иногда встречаются в сочинениях такого рода и под веселый час срывают невольную улыбку: здесь все чистенько, гладенько, отделано с рачительностию самой терпеливой бездарности и оттого чрезвычайно пошло…» ... Далее -
168.
«Эта книга, не принадлежа собственно к тому, что обыкновенно называется «литературою», – тем не менее принадлежит к важнейшим произведениям современной литературы и весом своей внутренней ценности перетянет многие пуды романов, повестей, драм – даже «патриотических». Явление такой книжки, как «Сельское чтение», должно радовать всякого истинного патриота, всякого друга общего добра. Бедна наша учебная литература, беднее ее наша детская литература, и мы сказали бы, что беднее всех их наша простонародная литература, если бы только у нас существовала какая-нибудь литература для простого народа…» ... Далее -
169.
«…Нам особенно нравятся те драмы г. Полевого, в которых он изображает вельмож и вообще людей высшего тона. Здесь он неподражаем. Смотря на его графинь и баронесс, не скажешь, что они вчера еще были кухарками своих мужей, которые, в свою очередь, только что сошли с запяток; слушая, как рассуждают у г. Полевого герцогини и герцоги, не подумаешь, что ошибся дверью и попал вместо гостиной в лакейскую…» ... Далее -
170.
«…Признаемся, мы не видим в произведении г. Филимонова глубокой, основной идеи и еще тем менее художественной отделки: мы видим в нем приятную поэтическую болтовню – не больше; но в этой болтовне так много истинного чувства, игры ума какой-то сердечной иронии, – что мы боимся судить слегка, чтоб не быть к нему несправедливым…» ... Далее -
171.
«…Сравнение Пушкина с Лермонтовым особенно трудно по тому горестному обстоятельству, которое как будто бы сделалось неизбежною участью наших великих поэтов: мы разумеем безвременный конец их поприща, вследствие которого нельзя судить о них, как о поэтах вполне развившихся и определившихся. Это особенно относится к Лермонтову. Посмертные сочинения Пушкина – лучшие, художественнейшие его создания – ясно обнаруживают вполне установившееся направление его…» ... Далее -
172.
«…В самом деле – очень хорошие стихи; но целое стихотворение, как и все стихотворения г. Вердеревского, взятые в целом, тяжело и утомительно. Причина очевидна: г. Вердеревский еще не выработал себе формы, т. е. стих и рифма еще не его покорные слуги, а скорее самовластные господа…» ... Далее -
173.
«Ирония составляет один из преобладающих элементов современной поэзии. Это понятно: поэзия есть воспроизведение действительности, верное зеркало жизни, – а где же больше иронии, как не в самой действительности? кто же больше и злее смеется над самой собою, как не жизнь?…» ... Далее -
174.
«…Почему же особенно негодует г. Шевырев на упоминовение имени Лермонтова вместе с именами некоторых наших писателей старой школы? – потому что Лермонтов рано умер, а те таки довольно пожили на свете и успели написать и напечатать все, что могли и хотели. Вот поистине странный критериум для измерения достоинства писателей относительно друг к другу!…» ... Далее -
175.
«…Лежащие перед нами пять повестей г. Вельтмана так же точно оправдывают наше мнение о таланте этого автора, как и все другие его произведения. Во всех их много проблесков истинного таланта, и ни в одной нельзя видеть поэтического восссоздания действительности…» ... Далее -
176.
«…И вот теперь является умножить собою число сих гениальных романистов г. Классен. Он так уверен заранее в успехе своего произведения, что издал его только первую часть, предоставив себе издать вторую когда-нибудь, на досуге, при благоприятных обстоятельствах. Роман его издан опрятно, хотя и украшен пятью плохими литографиями. Но что же содержание этого романа? Вот тут-то и беда…» ... Далее -
177.
«На обороте заглавного листка этой серенькой книжонки напечатано: «Из журнала «Маяк» книжки XIX и XX 1841». Стало быть, эта книжонка есть невинная спекуляция на внимание читателей: разные повести, оставшись в этом никому не известном «Маяке» без читателей, хотели во что бы ни стало быть прочтенными и для этого заблагорассудили через два года выйти в свет особенною книжкою. «Маяк» уже не в первый раз прибегает к этому средству заставлять хоть кого-нибудь прочитывать некоторые из его статей…» ... Далее -
178.
«В этой «Речи» можно найти все, что угодно, кроме истинного значения поэзии. Автор очень ловко маневрирует около своего вопроса, но не нападает на него, не хватает его. Оттого много фраз и слов, речь длинна и скучна, а дела в ней нет. В иных местах пустейший набор слов выдан за краткие и многообъемлющие характеристики…» ... Далее -
179.
«…Дело в том, что оконченная теперь изданием так называемая «История Суворова» есть жалкая и ничтожная компиляция, наскоро составленная из газетных реляций. В ней нет ни взгляда, ни мысли, ни даже порядочного рассказа. О промахах и частных недостатках стоит ли говорить там, где вся книга – промах?..» ... Далее -
180.
«…Но теперь не время и не место рассуждать о роде таланта г. Ф. Булгарина и о значении «славы», которою он некогда пользовался в известных кругах русской публики. Когда выйдут вполне «Полные сочинения» его, мы объясним все это в особой статье и покажем, почему г. Ф. Булгарин мог на некоторое время заставить говорить о себе известный разряд читателей, а потом уже никаким образом не мог подняться и с горестию увидел себя пережившим не только свои прошедшие, но и будущие сочинения…» ... Далее -
181.
«…Публика, вероятно, будет очень благодарна сочинителю «Демона стихотворства», что он так предупредительно поспешил ей отрекомендоваться и сообщить ей такие интересные подробности о собственной своей особе. Теперь познакомимся с комедиею. Это и нетрудно и недолго: таково свойство всех «вахлацких» произведений!…» ... Далее -
182.
«…Что касается до нас, то, при всей своей благонамеренности, мы убеждены, во-первых, в том, что целого романа у «преданного сына» нет и не будет, а эти главы сочинены им по случаю насущных потребностей настоящего дня; во-вторых, что и эти главы, для чести русской словесности и русского книгопечатания, должны были бы остаться в портфеле или пойти на кухню для разных домашних потребностей, а не появляться в свет, в котором и без того много разной галиматьи…» ... Далее -
183.
«Зная не только, что и как пишется в наших журналах, но и догадываясь наперед, что и как будет в каждом из них писаться, мы не принадлежим к числу ревностных их читателей. Если же и заглядываем в них, так больше для своего личного удовольствия, из желания прочесть иногда что-нибудь забавное, – нежели по обязанности. А между тем, ища удовольствия, встречаем иногда и пользу: время от времени попадаются в журналах вещи курьезно поучительные, по поводу которых иногда невольно раздумаешься о том и о сем…» ... Далее -
184.
«…Это новое произведение неутомимого пера Н. А. Полевого есть исторический анекдот, с большим искусством переложенный на разговоры для сцены. Мы прочли его с большим удовольствием и с нетерпением желаем увидеть его на московской сцене, в уверенности, что наше удовольствие тогда будет еще живее…» ... Далее -
185.
«…Российская грамматика в вопросах и ответах, Михайла Меморского, четырнадцатое издание – что сказать об этом?.. Смеяться или плакать от такого дикого явления?.. Книга дивная, редкая, явление допотопное, ископаемое!.. Что пред нею мушки, фижмы, что самые бороды, словом, что пред нею все анахронизмы в мире!..» ... Далее -
186.
«…И однако ж Фредерика Бремер не буквально повторила собою Августа Лафонтена: она, как бы против воли своей, принуждена была сделать значительную уступку духу времени: в заглавии ее романа стоят не одни «радости» семейные, но и «огорчения». А! так эта утопия имеет и свои огорчения, даже в романах! Прочтите роман г-жи Бремер – и то ли еще увидите!…» ... Далее -
187.
Небольшая рецензия Белинского на поэму Жуковского «Наль и Дамаянти» на фоне остальных отзывов о ней в журналистике 1844 года выглядит необычно. В других журналах более всего отмечалось литературное мастерство и художественная значительность этого произведения. Белинский, дав в начале рецензии сжатую оценку поэтического мастерства Жуковского, затем целиком сосредоточился на характеристике самого индийского образца поэмы, причем особенно подчеркивал чуждость концепции древнеиндийской поэмы современности: отсутствие характеров, личности и т. д. ... Далее -
188.
«…Теперь календарь есть в полном смысле книга настольная и необходимая для всех сословий, для средних в особенности. В самом деле, чего в нем нет? Чего он в себе не заключает? Это и святцы, и ручная география, и ручная статистика, и ручная хроника годовых событий, и книжка, знакомящая читателя с именами всех коронованных особ современной Европы…» ... Далее -
189.
«…почтеннейший Горянов покойник, а Н. П. Малов только издатель его записок: один прав тем, что скончался; другой тем, что он только исполнитель воли покойного, душеприказчик, и нисколько не виноват в проказах своего друга. Как же тут быть? Где взять виноватого, кого судить?…» ... Далее -
190.
«…"Библиотека полезных для России сведений" есть не иное что, как довольно неудачная компиляция. Она назначается издателем для молодых людей от 13 до 16 лет, а не годится даже для детей 6 и 7 лет. Для первых она не годится потому, что не может сообщить никаких основательных сведений решительно ни о чем…» ... Далее -
191.
«…Итак, я взял в руки одну из брошюрок г. А. Т., желая увидеть, как фантазирует человек о предметах, так близких, так любезных человеку, какие задает он себе вопросы и как решает их. Я хотел даже и в таком случае, если б не нашел ничего необыкновенного, ничего нового или новым образом, новым путем объясненного, хотел защитить г. А. Т. против ожесточенных врагов «философии». С первого раза мне показалось очень трудно читать эту книгу, хотя писанную и русскими словами; но, решась на благое дело, я старался преодолевать все трудности. Несколько страниц – и терпение мое лопнуло…» ... Далее -
192.
«Автор этого романа, ужасного по вымыслу, по безмыслице, безграмотности и убийственного по скуке, хотел доказать, как опасно вверять иностранцам воспитание детей. Старая, очень старая песня! Скажем за тайну почтенному романисту, что гораздо безопаснее поверить воспитание ребенка грамотному немцу или французу, чем безграмотному русскому, хотя бы этот русский и сочинял плохие романы…» ... Далее -
193.
«Вот что говорит автор этой курьезной книги в своем предисловии: «1. Предмет сего "собрания рифм", был единственно, чтоб услужить юношам, кои имеют желание писать стихи, то чтоб менее им затрудняться и обременять себя в приискании рифм, от чего иногда зависит даже перемена смысла в сочинении, а не токмо в одном окончательном стихе подбирая его в рифму…» Автор так умно и так отчетливо объяснился с публикою …, что нам ничего не остается сказать от себя…» ... Далее -
194.
«…Эти строки мне кажутся немного странными: я нимало не сомневаюсь в том, что во времена „Стеньки Разина“ чай был во всеобщем употреблении, точь-в-точь, как теперь, что дочери тогда, как и теперь, поздравляли своих родителей с добрым утром, особенно дочери купецкие, что матери, в ироническом штиле, с дочерьми говорили во множественном числе; но я с трудом могу верить, чтобы романы тогда были в таком гонении. Очевидно, что это еще вопрос, вопрос исторический и литературный, который должно исследовать. В ожидании, пока явится ученый, который разрешит этот вопрос, будем следовать за нитью рассказа…» ... Далее -
195.
«Терпение, постоянство и твердость характера – дело великое, признак души глубокой! Тщетно толковали г. Ротгану некоторые журналы, что книжка в пять, шесть или семь листов не составляет тома, что надо не так держать свое слово перед публикою; тщетно насмехались они над микроскопическими томиками «Библиотеки романов»: г. Ротган остался непоколебим, шел твердо своей дорогой, никого не слушал, никому не отвечал и продолжал выдавать крохотные книжки за огромные томы…» ... Далее -
196.
«Кальян» есть вторая книжка стихотворений г. Полежаева, много уступающая в достоинстве первой. Но и в «Кальяне» еще блестят местами искорки прекрасного таланта г. Полежаева, не говоря уже о том, что он еще не разучился владеть стихом…» ... Далее -
197.
«Очерки Константинополя» кажутся нам несравненно лучшими, нежели «Архипелаг и Греция». Главное их достоинство заключается, без сомнения, в том, что они читаются с интересом, ни на минуту не ослабляющимся. Он не представляет нам почти ничего нового или неизвестного; но у него, как у очевидца, и старое делается новым. Он остался вполне верным избранному им эпиграфу, и в его книге мы видим не сухой скелет, а живую Турцию…» ... Далее -
198.
«…Вторая часть Дюмон-Дюрвиля несравненно занимательнее первой: в ней описывается Индия, эта чудная страна, предмет изучения нашего времени. Одно изложение этой многочисленной религии с такими гигантско-чудовищными формами и такими простыми и естественными идеями – заслуживает величайшего внимания…» ... Далее -
199.
«Целая библиотека повестей! Запас на целую зиму для иного семейства, погребенного в глуши провинции! В самом деле, есть чего почитать! Мы не боимся нисколько нарушить приличия и показаться нескромными, сказавши, что эти повести имеют достоинство: издатель «Телескопа» их только издал, а не сочинил…» ... Далее -
200.
«Нам очень неприятно, что после прекрасного произведения г. Полевого мы должны говорить, для полноты библиографии, о «Летописи факультетов»; но что ж делать, когда у нас рецензент, обязанный читать всё, что только издается и печатается, за наслаждение, доставленное ему одною хорошею книгою, должен поплатиться казнию от ста дурных книг…» ... Далее -
201.
«Эти два сочинения принадлежат к тому разряду книг, о которых мы, из уважения к публике и для соблюдения приличия, не намерены больше говорить подробно. Скажем коротко и ясно: первая из них отличается детским неумением выразиться складно даже в двух строках…» ... Далее -
202.
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…» ... Далее -
203.
«…Поэтому-то мы представляем здесь «предисловия» из обеих книг, как пресловутому «Димитрию Самозванцу», трагедии Александра Сумарокова, так и к переводу «Юлия Цезаря» безвестного переводчика. Первое покажет нам в Сумарокове плохого литератора, бездарного и самохвального стихотворца, бессильного и ничтожного мыслителя в деле искусства, хотя, в то же время, человека с здравым смыслом и благородным образом суждения в обыкновенных предметах человеческой мысли; а второе покажет человека, который, своими понятиями об искусстве, далеко обогнал свое время и поэтому заслуживает не только наше внимание, но и удивление…» ... Далее -
204.
«Было бы слишком трудно и почти невозможно передать нашим читателям все наблюдения, сделанные нами в последнее время над русскою литературою; но, не желая лишить их удовольствия быть свидетелями такого интересного зрелища; мы хотим довести до их сведения хоть один или два феномена, которые, без всякого спора, любопытнее и поучительнее всех атмосферических явлений, самых необыкновенных. Итак, благословясь, приступаем к делу…» ... Далее -
205.
«Мы прочли с большим удовольствием «Письма леди Рондо». Между многими пустыми вещами и болтовнёю, в них есть несколько характеристических черт старого времени. Конечно, истории нечем поживиться от этих писем, но они имеют большую важность для русской публики, как записки, в которых можно найти несколько любопытных фактов касательно нравов русского общества в царствование Анны Иоанновны и тиранию ужасного Бирона…» ... Далее -
206.
«…По этой пьесе могут понять, почему «Святочные вечера» так удивили нас. Здесь виден если не талант, то зародыш таланта. Мы выписали не лучшую, а кратчайшую пьесу. Автор, очевидно, не большой грамотей, еще новичок в своем деле; и оттого его язык часто в разладе с правилами, часто в его рассказах встречаются обмолвки против характера простодушия, который он на себя принял; он прикидывается простым человеком, хочет говорить с простыми людьми, … Но несмотря на всё это, какое соединение простодушия и лукавства в его рассказе; какая прекрасная мысль скрывается под этою русско-простонародно-фантастическою формою!…» ... Далее -
207.
«…Брошюрка «О жителях Луны» написана одним из этих остроумных кощунов и приписана знаменитому Гершелю. Наш переводчик, помнящий, как было принято за истину «Гулливерово путешествие», обрадовался новой истине такого рода и поспешил передать ее русской публике…» ... Далее -
208.
«…Давно уже не читали мы таких плохих иностранных романов, как эта «Бедность и любовь»: но перевод еще лучше романа. Переводчик не знает ни русского, ни французского языков…» ... Далее -
209.
«…Послушайте, господа! пусть в провинции студенты влюбляются в продолжение каких-нибудь двух дней: оно чем скорее, тем лучше; пусть в провинции девушки слушают добродушно пошлые канцелярские комплименты и восхищаются ими; пусть в провинции пишут плохие повести и читают их: но нам-то, столичным, какое дело до всего этого; мы-то, столичные, зачем должны принимать в чужом пиру похмелье?..» ... Далее -
210.
«…В этой – «исторической повести» нет никакой повести: это просто вздор, сколько бессмысленный, столько и дорогой, потому что стоит четыре рубли. Боже великий! Четыре рубли за четыре листа чепухи, тогда когда том Дюмон-Дюрвиля, состоящий с лишком из двадцати листов, и еще с приложением до пятидесяти прекрасно гравированных картинок стоит пять рублей!..» ... Далее -
211.
Драма В. Гюго «Бургграфы», о которой преимущественно идет речь в заметке, по справедливому замечанию исследователей его творчества, представляет «пример падения таланта писателя, пошедшего по ложному пути». Белинский был прав, подвергнув критике ее искусственные построения. Подвергает критике Белинский и один из принципов романтической поэтики Гюго: о совмещении «прекрасного» и «уродливого». ... Далее -
212.
Белинский придавал большое значение изданию книг для народного чтения. Этим объясняется прежде всего и его интерес к изданию книжек «Сельского чтения», предпринятому в 1840-х гг. В. Ф. Одоевским и А. П. Заблоцким-Десятовским. Данной рецензии предшествовало в отделе «Библиографические и журнальные известия» сообщение о выходе 2-й книжки. ... Далее -
213.
Рецензия на антологию – одно из выразительных свидетельств тех важных перемен, которые совершались в середине 1840-х гг. в эстетических взглядах Белинского и в конкретных критических оценках им отдельных писателей и литературных направлений. Еще в начале 1840-х гг., положительно характеризуя поэтическое мировоззрение Жан Поля, прихотливо соединившего в своем творчестве черты просветительского, сентименталистского и романтического подхода к действительности, Белинский ставил его в ряд с такими выдающимися писателями, как Шиллер, Гофман, Байрон и др. ... Далее -
214.
«…Все согласились в том, что в народной речи есть своя свежесть, энергия, живописность, а в народных песнях и даже сказках – своя жизнь и поэзия и что не только не должно их презирать, но еще и должно их собирать, как живые факты истории языка, характера народа. Но вместе с этим теперь никто уже не будет преувеличивать дела и в народной поэзии видеть что-нибудь больше, кроме младенческого лепета народа, имеющего свою относительную важность, свое относительное достоинство…» ... Далее -
215.
«…Несмотря на бесчисленное множество «российских» и русских грамматик, русская грамматика до сих пор находится в состоянии младенчества. Скажем более: до сих пор нет еще русской грамматики, и до сих пор русская грамматика существует предположительно. Это доказывается и тем, что нет двух русских грамматик, которые были бы согласны между собою в признании главных законов русского языка, – тем еще, что для учащихся грамматика русская есть наука трудная, тяжелая, скучная, внушающая страх и отвращение, – и наконец тем, что для русского мальчика легче выучиться грамматике какого угодно иностранного языка, чем грамматике своего родного (о девочках мы и не говорим: русская грамматика для них навсегда остается облеченною покрывалом Изиды)…» ... Далее -
216.
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова». ... Далее -
217.
Рецензия выходит далеко за рамки отзыва на очередной том стихотворений Жуковского и занимает среди выступлений Белинского в 1844 г. особое место. Помимо краткой, но выразительной характеристики поэтической деятельности Жуковского, она содержит новые штрихи к характеристике Пушкина. Особо выделяется здесь тема о необходимости доступных для широкой публики изданий русских писателей, литературного наследия XVIII и первых десятилетий XIX в. Предложенная разносторонняя программа таких изданий несомненно послужила стимулом для одного из известнейших издателей этих лет – А. Ф. Смирдина. ... Далее -
218.
«Изредка явится в толстом журнале хорошая оригинальная повесть, хорошее стихотворение; потом автор издаст отдельною книгою свои повести или свои стихотворения, в продолжение нескольких лет помещавшиеся в журналах; далее – новые издания этих повестей и стихотворений или новые издания прежних писателей: вот в чем заключается все движение изящной русской литературы нашего времени. За исключением этого, все мертво и пусто; даже посредственность и бездарность, столь деятельные прежде, теперь действуют лениво и робко. Впрочем, в этом есть своя хорошая сторона: лучше немного истинно хорошего, нежели много посредственного и дурного…» ... Далее -
219.
Рецензия – первый и единственный отклик Белинского на творчество Г.-Х. Андерсена. Роман «Импровизатор» (1835) был первым произведением Андерсена, переведенным на русский язык. Перевод был осуществлен по инициативе Я. К. Грота его сестрой Р. К. Грот и первоначально публиковался в журнале «Современник» за 1844 г. Как видно из рецензии, Андерсен-сказочник Белинскому еще не был известен; расцвет этого жанра в творчестве писателя падает на конец 1830 – начало 1840-х гг. Что касается романа «Импровизатор», то он не выходил за рамки традиционно-романтического произведения с довольно бесцветным героем в центре, с характерными натяжками в ведении сюжета. ... Далее -
220.
В самом сжатом очерке Белинский дал здесь изложение истории немецкой классической философии от Канта до Гегеля и распадения его школы. Еще в 1841 г. он писал: «Я давно уже подозревал, что философия Гегеля – только момент, хотя и великий». Видя историческую заслугу «левой стороны гегелизма» «в живом примирении философии с жизнию, теории с практикою», Белинский вместе с тем отмечает «великие заслуги в сфере философии» Гегеля. Белинский особое внимание обращает на закономерный ход развития философии, который «делает невозможными произвольные проявления личных философствований». ... Далее -
221.
«В «Метеоре» г. Филимонов является поэтом в духе нашего времени: стишки его плохи, очень плохи, но видно, что они написаны в 1845 году от Р. Х. Впрочем, у него своя совершенно оригинальная манера петь и воспевать. Он посвятил прославлению Москвы три песни: первая заключает в себе жестокую, иногда довольно грязную брань на Москву; вторая песня поправляет ошибку первой и, не жалея груди, изо всех сил надувается в похвалах Москве. Третья песня – вывод из двух крайностей, общий дифирамб, нечто вроде хора, составленного из русских песенников. По логике г. Филимонова, это значит и хвалить и петь…» ... Далее -
222.
Рецензия на распространенный тогда учебник Н. Кошанского не только подвергает резкой критике содержание курса реторики, построенного на устарелых представлениях о его предмете и задачах, но и развивает мысли Белинского об общественном назначении красноречия, ораторского искусства, подчеркивая, что цель его «всегда практическая, всегда определяемая временем и обстоятельствами». Важное значение имели развитое здесь положение о стилистическом многообразии развивающейся литературной речи, критика устарелой, восходящей к поэтике классицизма, теории трех стилей. Взгляды Белинского по вопросам языка и стиля оказали несомненное воздействие на формирование стилистики русской реалистической литературы XIX в. ... Далее -
223.
«…Многие думают, что писать в юмористическом роде ничего не значит; так-де вот возьми да и списывай с природы. Конечно, выйдет хорошо, если кто умеет хорошо списывать с природы: и это тоже талант своего рода, хотя и талант низший. Уж кто лучше дагерротипа списывает? – а между тем, как далеко ниже сколько-нибудь порядочного живописца самый лучший дагерротип! И потому, повторяем: хорошо, если кто умеет быть хорошим дагерротипом в литературе, но несравненно лучше и почетнее быть в литературе живописцем…» ... Далее -
224.
Этот отзыв Белинского о поэме противостоял явно критическим оценкам ее в ряде других журналов. Ср. также оценку поэмы «Разговор» как «прекрасного произведения» в рецензии на ч. II «Физиологии Петербурга». Более критическим был отзыв Белинского уже в статье «Русская литература в 1845 году». Там отмечались «удивительные стихи», которыми написана поэма, насыщенность ее мыслью, однако указывалось на «слишком» заметное влияние Лермонтова. Сравнивая «Разговор» с новой поэмой Тургенева «Андрей», Белинский отдает предпочтение последней: в ней, по его словам, «талант г. Тургенева гораздо свободнее, естественнее, оригинальнее, больше, так сказать, у себя дома, нежели в «Разговоре». ... Далее -
225.
«…Но довольно выписок: из них и так видно, что герои романа г. Машкова так же пухлы, надуты, бесцветны, безобразны, как и его слог. Рассказывать содержание романа мы не будем: это путаница самых неестественных, невозможных и нелепых приключений, которые оканчиваются кроваво . Поговорим лучше о слоге г. Машкова, образцы которого мы представили читателям; это слог особенный…» ... Далее -
226.
О К.П. Масальском, авторе посредственных романов и повестей преимущественно на исторические темы, Белинский неизменно отзывался пренебрежительно. Так, в 1840 г. в заметке «Журналистика» из «Литературной газеты» говорилось: «Г-н Масальский написал, лет десять назад, посредственный роман «Стрельцы», который тогда же и был забыт, а после того мы не помним, что он еще писал». Рецензия направлена против беспринципной и устарелой по своим критериям критики, в первую очередь – «Северной пчелы» Булгарина и Греча. Критика этого рода пыталась в глазах неискушенного читателя поднять посредственных беллетристов 1830–1840-х гг. за счет писателей нового направления, и прежде всего Гоголя. ... Далее -
227.
«…Удача первого альманаха породила множество других. Составлять их ничего не стоило, а славы и денег приносили они много. Бывало, какой-нибудь господин, отроду ничего не писавший, вдруг ни с того ни с сего решится обессмертить свое имя великим литературным подвигом: глядишь – и вышел в свет новый альманах. Книжка крохотная, а стоит десять рублей ассигнациями, и непременно все издание разойдется…» ... Далее -
228.
«Долго ждали мы второй книжки «Вчера и сегодня», наконец дождались, как бы в подтверждение той истины, что всему бывает конец – даже и напечатанию небольшой русской книги. Но это не главное: главное в содержании книги; взглянем же на него…» ... Далее -
229.
«…Подобно альманахам, стихи были в большой моде, и появись эта книжка в свое время, то есть лет двадцать или уж по крайней мере лет пятнадцать назад, – она наделала бы большого шума, журналы и хвалили и бранили бы ее, спорили бы из-за нее друг с другом, как будто из-за дела; публика покупала и читала бы ее. Ничего этого теперь не будет с нею. Ей нечего опасаться и брани; ее не тронут даже по лености; читать же ее советуем всем – на сон грядущий: в этом отношении действие «Метеора» ни с чем не сравнимо…» ... Далее -
230.
«В этой книжке суждения о трудах русских исторических изыскателей изложены в форме разговора между знакомыми на литературном вечере. Тут говорят, спорят и читают отрывки из сочинений, о которых идет дело. Там один из собеседующих прочел отрывок из статьи г. Морошкина, а все другие воскликнули: «Правда, совершенная правда! Лихо махнул косой!» Что такое «косой» – существительное в творительном или прилагательное в именительном падеже, не знаем…» ... Далее -
231.
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч . Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…» ... Далее -
232.
«Успех «Отечественных записок», ставших теперь довольно высоко в мнении публики, естественно, не мог не возбудить к ним нерасположения со стороны всех изданий, которым хотелось бы добиться успеха. Мы не будем повторять ни того, какая ожесточенная неприязнь встретила, назад тому около семи лет, только одну программу «Отечественных записок», ни того, каким оружием в первые годы существования нашего издания действовали против него старые и новые журналы, не без причины его испугавшиеся, – все это известно публике. Теперь обстоятельства переменились, но вражда к «Отечественным запискам» не кончилась: она только изменила образ своих нападений, сообразно с обстоятельствами…» ... Далее -
233.
"В литературном, или, лучше сказать, журнальном, мире Западной Европы часто случаются презабавные истории. Как известно, там журнал может существовать и держаться только мнением, и потому там стараются иметь литературное или политическое мнение даже такие люди, которые способны иметь только кухонное или туалетное мнение. Многие с умыслом хватаются за какую-нибудь явную нелепость и всеми силами поддерживают ее, вопреки приличию, нравственности и здравому смыслу, чтоб только казаться людьми с мнением. О таких людях нечего и говорить: ясно, что это бессовестные промышленники. Но между ними есть и невинные люди, которые по внешности легко могут быть смешаны с торгашами мнения, но которых, ради истины и справедливости, должно отличать от продавцов лжи…" ... Далее -
234.
«Г-н Петр Штавер – извините нашу нескромность – должен быть молодой, даже очень молодой человек, – может быть, не старше пятнадцати лет… В этом уверились мы чрез впечатление, которое произвело на нас чтение его стихотворений. Нам даже очень хочется, чтоб автору было никак не больше пятнадцати лет, потому что в таком случае мы имели бы удовольствие признать в его стихотворениях нечто вроде таланта, чувства и если не мысли, то стремления к мысли, – а это не шуточное дело!…» ... Далее -
235.
«…Карамзин в своих стихах был только стихотворцем, хотя и даровитым, но не поэтом; так точно и в повестях Карамзин был только беллетристом, хотя и даровитым, а не художником, – тогда как Гоголь в своих повестях – художник, да еще и великий. Какое же тут сравнение?…» ... Далее -
236.
«Появление книжки г. Васильева очень порадовало нас. В самом деле, давно бы уже пора приняться нам за разработывание русской грамматики. А то – ведь стыдно сказать! – грамматика полагается у нас в основание учению общественному и частному, – а, между тем у нас нет решительно ни одной удовлетворительной грамматики! И как же бы могла она явиться у нас, когда теория языка русского почти не начата, и для грамматики, как систематического свода законов языка, не приготовлено никаких данных?…» ... Далее -
237.
«…Советуем читателям нашим самим прочесть повесть г. Вельтмана; мы сделали только очерк содержания, но не могли ни передать им многих сцен, мастерски написанных, ни дать верного понятия о характере Виргинии, нарисованном мастерскою кистию. В самом деле, эта глубокая и вместе простая женщина, с ее страдальческою любовию, с ее истинно женским самоотвержением, и в противоположности с этим бездушным и глупым ловеласом, типом французских ловеласов – прекрасная картина!…» ... Далее -
238.
«…Г-н Греч написал два романа и одну повесть; но мы тем не менее почитаем его совершенно чуждым сферы поэзии, понимая под этим словом искусство, творчество, художество; но это не мешает нам смотреть на его романы, как на приятный подарок публике, как на сочинения, имеющие большое литературное достоинство. Вообще, по нашему мнению, г. Греч не поэт, не ученый, но литератор, по достоинству занимающий в нашей литературе одно из видных мест и оказавший ей большие услуги. Что такое литератор? – Публицист, литературный фактор при публике, человек, который, не произведя ничего прочного, безусловного, имеющего всегдашнюю цену, пишет много такого, что имеет цену современности; не научая, дает средства научаться; не восторгая, доставляет удовольствие…» ... Далее -
239.
«…отчего великие художники иногда оставляли недоконченными свои создания, иногда прерывали свою работу и с томительным страданием искали в себе силы докончить ее и, не находя этой силы, иногда уничтожали с отчаяния свое прекрасно начатое творение? – оттого, что вдохновение, как всякая благодать, не в воле человека, и еще оттого, что великие художники никогда не доделывают своих произведений, если не могут их досоздать . Но как бы то ни было, а г. Бернет владеет истинным поэтическим дарованием, и по этому самому нам неприятно говорить о его «Елене»…» ... Далее -
240.
«…Остроумному Основьяненку пришла в голову счастливая мысль – сравнить прошедшее время с настоящим, заставив человека прошлого века рассказывать про жизнь своих «дражайших родителей», свое воспитание и про всю свою жизнь. Этот человек – род малороссийского Митрофанушки, и он выполнил задачу автора как нельзя лучше: словно на ладони видите вы почтенную старину, преисполненную невежества, лени, обжорства и предрассудков; видите, как глупый муж бьет свою глупую жену и тузит детей; как глупая мать насмерть закармливает своих милых деток, а детки дерутся друг с другом за всякий кусок, обманывают отца и мать и, выросши, заводят друг с другом процессы и творят друг другу всевозможные обиды…» ... Далее -
241.
«…Мы никак не думали, чтоб лирическая трагедия могла быть поставлена на сцену и производить с нее какой-либо эффект; но теперь вполне убедились, что если б, даже только при умной, отчетливой, но не одушевленной, не проникнутой страстью игре главных лиц, вся пьеса в целом хорошо выполнялась, – то производила бы на зрителей еще более сильное и потрясающее действие, чем другие трагедии Шиллера…» ... Далее -
242.
«…Скажем только, что, во-первых, г. Каратыгин совершенно переменил характер своей игры, и переменил к лучшему; а во-вторых, что он показал чудо искусства, если под словом «искусство» должно разуметь не творчество, а умение, приобретенное навыком и ученьем… Фарсов, за которые прежде так справедливо упрекали г. Каратыгина его противники, мы на этот раз заметили гораздо меньше; но когда человек, не чувствуя в душе движения страсти, говорит такие слова и таким голосом, источником которых может быть только одна страсть, то, по необходимости, будет делать фарсы, как бы ни был далек от всякого желания делать их и как бы ни старался быть простым и естественным…» ... Далее -
243.
«…Сыграть хорошо комическую роль так же трудно и так же славно, как и сыграть хорошо трагическую роль, и еще выше и славнее, нежели сыграть дурно хотя бы самого Гамлета. По этой же причине, несмотря на то, что в одном журнале очень жестоко и очень остроумно нападают на тех, которые удивляются или подражают Гоголю, создание такой роли, как роль Осипа, в тысячу, в миллион раз выше всяких пародий на Шекспира…» ... Далее -
244.
«Кто не любит театра, кто не видит в нем одного из живейших наслаждений жизни, чье сердце не волнуется сладостным, трепетным предчувствием предстоящего удовольствия при объявлении о бенефисе знаменитого артиста или о поставке на сцену произведения великого поэта? На этот вопрос можно смело отвечать: всякий и у всякого, кроме невежд и тех грубых, черствых душ, недоступных для впечатлений искусства, для которых жизнь есть беспрерывный ряд счетов, расчетов и обедов…» ... Далее -
245.
«…Не буду распространяться о впечатлении, которое произвела на меня резкая разность Александрийского театра от московского Петровского, и доказывать, что последний несравненно лучше, великолепнее и, так сказать, столичнее . Александрийский и меньше и тусклее; но что мне показалось неоспоримым преимуществом его перед Петровским и истинною красотою – так это то, что он был полнехонек, что в нем не было места пустого: с Петровским это случается только в самые блистательные бенефисы любимцев московской публики…» ... Далее -
246.
…«Братья-купцы» и «Рубенс в Мадрите» принадлежат к самым образцовым уродам драматической немецкой кунсткамеры. Скучно, тяжело, и для нас и для читателей, было бы пересказыванье этой путаницы приключений и похождений, лишенных всякой правдоподобности и естественности, – путаницы, которая составляет содержание этих двух приторных драм…» ... Далее -
247.
«…Если бы не усердие и трудолюбие сих достойных драматургов, – русская сцена пала бы совершенно, за неимением драматической литературы. Теперь она только и держится, что господами Полевым и Ободовским, которых поэтому можно назвать русскими драматическими Атлантами. Обыкновенно они действуют так: когда сцена истощится, они пишут новую пьесу, и пьеса эта дается раз пятьдесят сряду, а потом уже совсем не дается…» ... Далее -
248.
«…И вот, когда им случится играть пьесу, созданную высоким талантом из элементов чисто русской жизни, – они делаются похожими на иностранцев, которые хорошо изучили нравы и язык чуждого им народа, но которые все-таки не в своей сфере и не могут скрыть подделки. Такова участь пьес Гоголя. Чтоб наслаждаться ими, надо сперва понимать их, а чтоб понимать их, нужны вкус, образованность, эстетический такт, верный и тонкий слух, который уловит всякое характеристическое слово, поймает на лету всякий намек автора. Одно уже то, что лица в пьесах Гоголя – люди, а не марионетки, характеры, выхваченные из тайника русской жизни, – одно уже это делает их скучными для большей части публики Александринского театра…» ... Далее -
249.
«…Торжество Щепкина было таково, какие редки вообще, еще более редки в сфере русского драматического искусства, и тем более оно замечательно, что было вполне заслуженное. Щепкин своим пребыванием в Петербурге сделал решительный переворот на русской сцене. Посещение его будет долго памятно, потому что бросило семена, которые не могут не принесть плодов. Одно уже то, что Щепкин, слухами о своем необыкновенном искусстве и даровании, которые блистательно оправдывались на деле, заставил посещать Александрийский театр тех, которые давно уже не посещали его, – чего-нибудь да стоит…» ... Далее -
250.
«Мы прочли эту пьесу всю до конца и никак не могли догадаться, в чем состоит ее завязка, ее комизм, ее смешное, забавное, веселое, остроумное и ее характеры. Тут ходят, говорят, бранятся, но бог знает, к чему и для чего. Словом, мы ничего не поняли…» ... Далее -
251.
Перу Белинского принадлежит свыше 100 статей, рецензий и заметок о театре. Он подчеркивал: «Театральная хроника» необходима в журнале как дополнение к «Библиографической хронике». Считая театр «источником народного образования», так как он позволяет «видеть на сцене всю Русь с ее добром и злом, с ее высоким и смешным». Белинский дает, по сути дела, общую характеристику русской драматургии 1840-х гг. ... Далее -
252.
Статья о Каратыгине принадлежит к числу лучших статей молодого Белинского. «По здравости и новизне суждений, – писал А. В. Дружинин, – театральные разборы Белинского – совершенство своего рода, и во всяком другом обществе могли бы совершить целый драматический переворот…» Спор об игре Каратыгина и Мочалова, в котором веское слово принадлежало Белинскому, начался еще в 1833 году. Вся передовая часть русского общества была на стороне московского трагика П. С. Мочалова и выступала против П. А. Каратыгина. Холодная, основанная на внешнем эффекте и отделке игра Каратыгина воспринималась передовыми кругами русского общества, как выражение антиреалистических тенденций в русском искусстве. Герцен писал, что тонкое реалистическое искусство Мочалова и особенно Щепкина было мало похоже на Каратыгина. ... Далее -
253.
В книге представлены сочинения великого русского критика, революционного демократа В. Г. Белинского, посвященные вопросам народного образования, обучения и воспитания, а также проблемам детской литературы и детского чтения. ... Далее -
254.
Данный сборник построен по тематическому принципу. В него вошли статьи о «Евгении Онегине» А. С. Пушкина, о лирике и «Герое нашего времени» М. Ю. Лермонтова, о «Ревизоре» и «Мертвых душах» Н. В. Гоголя, «Письмо к Н. В. Гоголю» и как завершение критической деятельности Белинского его последний литературный обзор «Взгляд на русскую литературу 1847 года». ... Далее -
255.
«…отчего великие художники иногда оставляли недоконченными свои создания, иногда прерывали свою работу и с томительным страданием искали в себе силы докончить ее и, не находя этой силы, иногда уничтожали с отчаяния свое прекрасно начатое творение? – оттого, что вдохновение, как всякая благодать, не в воле человека, и еще оттого, что великие художники никогда не доделывают своих произведений, если не могут их досоздать. Но как бы то ни было, а г. Бернет владеет истинным поэтическим дарованием, и по этому самому нам неприятно говорить о его „Елене“…» ... Далее -
256.
"Помните ли вы то блаженное время, когда в нашей литературе пробудилось было какое-то дыхание жизни, когда появлялся талант за талантом, поэма за поэмою, роман за романом, журнал за журналом, альманах за альманахом; то прекрасное время, когда мы так гордились настоящим, так лелеяли себя будущим, и, гордые нашею действительностию, а еще более сладостными надеждами, твердо были уверены, что имеем своих Байронов, Шекспиров, Шиллеров, Вальтер Скоттов?.." ... Далее -
257.
Настоящая статья Белинского о «Мертвых душах» была напечатана после того, как петербургская и московская критика уже успела высказаться о новом произведении Гоголя. Среди этих высказываний было одно, привлекшее к себе особое внимание Белинского, – брошюра К. Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя „Похождения Чичикова или мертвые души“. С ее автором Белинский был некогда дружен в бытность свою в Москве. Однако с течением времени их отношения перешли в ожесточенную идейную борьбу. Одним из поводов (хотя отнюдь не причиной) к окончательному разрыву послужила упомянутая брошюра К. Аксакова. ... Далее -
258.
С переводчиком Шекспира А. И. Кронебергом Белинского связывали дружеские отношения с конца 1830-х гг. В данной и в другой, более поздней рецензии, опубликованной в августе в «Литературной газете», Белинский входит в журнальную полемику, развернувшуюся вокруг перевода «Гамлета». Наиболее сильные ответные удары наносятся при этом по О. И. Сенковскому, автору рецензии на «Гамлета» в переводе Кронеберга в «Библиотеке для чтения», и по Н. А. Полевому, чей перевод «Гамлета» Белинский теперь подвергает жестокой критике. ... Далее -
259.
Книга содержит статьи литературного критика и публициста В. Г. Белинского, посвященные драме и театру. В нее входят работы, написанные в 1840—1848-х гг., которые позволяют понять подлинные масштабы театральной концепции автора, а также увидеть эволюцию его взглядов на театр. Печатается по академическому полному собранию сочинений В. Г. Белинского в 13 томах (М., 1953—1959). ... Далее -
260.
Книга содержит статьи литературного критика и публициста В. Г. Белинского, посвященные драме и театру. В нее входят работы, написанные в 1831—1840-х гг., которые позволяют понять подлинные масштабы театральной концепции автора, а также увидеть эволюцию его взглядов на театр. Печатается по академическому полному собранию сочинений В. Г. Белинского в 13 томах (М., 1953—1959). ... Далее -
261.
«…Во Франции, после революции и владычества Наполеона – событий, познакомивших ее с другими народами, вдруг произошла сильная реакция всему старому. Реакция эта с особенною силою выразилась в литературе. Франция разрушила капища кумиров своих, сбросила их статуи с пьедесталов и разбила их. Корнель, Расин, Буало, Мольер, Кребильон, потом Вольтер со всем энциклопедическим причетом – все это было ниспровергнуто, отринуто…» ... Далее -
262.
«Давно ли приветствовали мы первое издание „Героя нашего времени“ большою критическою статьею и, полные гордых, величавых и сладостных надежд, со всем жаром убеждения, основанного на сознании, указывали русской публике на Лермонтова, как на великого поэта в будущем, смотрели на него, как на преемника Пушкина в настоящем!.. И вот проходит не более года, – мы встречаем новое издание „Героя нашего времени“ горькими слезами о невозвратимой утрате, которую понесла осиротелая русская литература в лице Лермонтова!.. Несмотря на общее, единодушное внимание, с каким приняты были его первые опыты, несмотря на какое-то безусловное ожидание от него чего-то великого, – наши восторженные похвалы и радостные приветы новому светилу поэзии для многих благоразумных людей казались преувеличенными…» ... Далее -
263.
-
264.
-
265.
-
266.
-
267.
Появление «Петербургского сборника» было крупным событием в русской литературе 40-х годов. Не ограничиваясь узкой областью «физиологического очерка», молодая реалистическая литература успешно овладевала разнообразными жанрами, на первом месте среди которых были роман и повесть. В «Петербургском сборнике» напечатан роман Достоевского «Бедные люди». ... Далее -
268.
Положение о важном значении литературы для общества является главным в этой статье. Рассматривая с этой точки зрения русскую литературу, Белинский отмечает стремительность ее развития, намечает основные этапы ее истории и заканчивает прозрением в ее великое будущее. Критик клеймит «квасных патриотов» и с неменьшей силой обрушивается на «пустоголовых европейцев, которые с восхищением говорят о последней фельетонной сказке выписавшегося французского беллетриста… и с презрительным равнодушием или с оскорбительною недоверчивостью смотрят на гениальное произведение русского поэта». Белинский раскрывает свое понимание народности, в котором органически сочетаются национальные и общечеловеческие интересы. ... Далее -
269.
О Кольцове Белинский писал еще в пору их первоначального знакомства. Прекрасное знание условий жизни воронежского поэта, продолжительное личное общение с ним во время его приездов в Москву и Петербург позволили Белинскому с большой силой обрисовать в этой статье самобытную личность поэта-прасола и раскрыть во всей полноте трагедию его жизни. В этом отношении статья Белинского сохраняет до сих пор значение биографического источника первостепенной важности. ... Далее -
270.
«Часто думаю я о том, какое резкое отличие находится между поэзиею первобытных народов и поэзиею новых народов, которых религия, цивилизация, просвещение и литература образовались под разными чуждыми влияниями. Представьте себе народ, у которого еще нет ни идеи творчества, ни слова для выражения этой идеи, а есть уже само творчество. Кто открыл ему эту тайну, кто навел его на эту мысль? Одна природа и больше никто…» ... Далее -
271.
Поэзия Кольцова дает Белинскому новый материал для размышлений на тему о лирике. Величайшей заслугой Кольцова он считает введение в литературу тем и образов из крестьянского быта. Голос простого народа, который звучит в стихах Кольцова, позволяет Белинскому притти к выводу, что истинная народность в лирике, как и в прозе, заключается в верном изображении чаяний и настроений народных масс. «Вот этакую народность, – заявляет он, – мы высоко ценим». Выражением этой народности является подкупающая искренность, естественность, простота. Наиболее существенными чертами поэта Белинский признает независимую мысль, сильное чувство, живость, точность и художественную простоту выражения. Замечательно, что его идеал подлинного поэта полностью совпал с высказываниями Пушкина, настойчиво твердившего о нераздельности чувства и мысли, о силе и простоте в лирической поэзии. ... Далее -
272.
В 1836 году «Современник» издавался основателем его, А. С. Пушкиным. Разрешение на издание «Современника» было дано Николаем 1 14 января 1836 года: журнал начал выходить с предварительной цензурой по одному номеру в три месяца. … Белинский выступил с заметкой в защиту пушкинского журнала от нападения «Библиотеки для чтения» и «Северной пчелы». Однако он видит в «Современнике» нечто среднее между альманахом и журналом, а это, по его мнению, грозило явным неуспехом у публики. Белинский борется за резко выраженное литературно-общественное направление журнала. Вот почему он стремится поддержать обзор «О движении журнальной литературы» Гоголя и находит в нем близкое себе решение существенных вопросов журналистики и литературы. ... Далее -
273.
«А! это вы? насилу-то мы с вами встретились! Ну, что, как? Здоровы ли? что нового?»… Так один молодой человек, давно уже сидевший в книжной лавке с книжкою «Библиотеки для чтения» в руках, приветствовал другого, только что вошедшего в лавку, с живостию бросившись к нему навстречу и с жаром пожимая ему руку. Этот молодой человек давно уже поглядывал на меня с явным желанием заговорить со мною, – должно быть, о статье, которую читал. Эта статья, казалось, живо занимала его, потому что он и улыбался, и смеялся; по временам с уст его слетали неопределенные восклицания…» ... Далее -
274.
Белинский рассматривает «Парашу» как произведение, принадлежащее к «поэзии мысли». Характерными особенностями таланта автора, по его мнению, являются «верная наблюдательность, глубокая мысль, выхваченная из тайника русской жизни, изящная и тонкая ирония»… «Параша» обнаруживает в авторе «сына нашего времени, носящего в груди своей все скорби и вопросы его». Отмеченные черты дарования Тургенева раскрылись впоследствии в его прозе, подтвердив тем самым проницательность эстетических суждений критика. ... Далее -
275.Изображение переворотов в политической системе европейских государств с исхода пятнадцатого столетия
«Сочинение Ансильона, немецкого француза, вышло в Берлине, на французском языке, в 1803 году. Хотя после того в сфере исторического знания произошло сильное движение вперед и как взгляд на историю, так и ее форма много изменились, однако история Ансильона, во-первых, имеет свои безотносительные достоинства, которые долго еще не допустят ее до Леты, а во-вторых, она сама принадлежит к тем историческим сочинениям, с которых началась новая эра исторического знания и которые способствовали перевороту в его сфере. С этой точки зрения, творение Ансильона всегда будет иметь великое значение…» ... Далее -
276.
«"Калевала" есть творение великое, потому что в противном случае для чего бы ее было даже и переводить на русский язык, не только издавать одно изложение ее содержания, с присовокуплением ученых и всяких других примечаний? Так обходятся только с монументальными произведениями человеческого ума. Действительно, почитатели «Калевалы» сравнивают ее с вековечными, полными всемирного значения поэмами Гомера…» ... Далее -
277.
«Наглядность признана теперь, всеми единодушно самым необходимым и могущественным помощником при учении. Она состоит в том, чтобы помогать памяти и уму ребенка представлением вида и образа предметов, которые он изучает. Это материальное и чувственное вспомогательное средство для спасения бедных детей от убийственного, подавляющего способности, сухого и мертвого отвлечения, столь любимого идеалистами…» ... Далее -
278.
«…Всякая поэзия только тогда истинна, когда она народна, то есть когда она отражает в себе личность своего народа. Жизнь всего живущего составляет идея: в чем нет идеи, то не живет. Но сущность идеи, вне ее чувственного проявления, заключается в отвлеченной, безразличной всеобщности. И потому идея только тогда есть нечто живое и действительное, когда она переходит в явление, а ее всеобщность является особностию, индивидуальностию и личностию…» ... Далее -
279.
Большая часть рецензий Белинского этого периода помещена в отделе «Литературная хроника». С особенным вниманием следит он в этом отделе за появлением каждой новой строки Пушкина. Белинский отрекается от своей прежней недооценки Пушкина и ставит его в ряд величайших мировых гениев. Предпосылки этой переоценки – в новом понимании действительности и новом отношении к ней. ... Далее -
280.
Белинский ставит со всей ясностью вопрос о включении «физиологических очерков» в русло великих традиций русской реалистической литературы, требует в то же время от авторов овладения тем глубоким знанием и пониманием русской действительности, которое было свойственно Грибоедову, Пушкину, Лермонтову, Гоголю. Именно их творчество имеет в виду Белинский, когда говорит, что «литераторы, принимавшие участие в этих изданиях, могли бы, кажется, найти для себя готовую и притом верную точку зрения на общество в произведениях тех немногих русских писателей, которые умели постигнуть тайну русской действительности». ... Далее -
281.
«Драматическая русская литература представляет собою странное зрелище. У нас есть комедии Фонвизина, «Горе от ума» Грибоедова, «Ревизор», «Женитьба» и разные драматические сцены Гоголя – превосходные творения разных эпох нашей литературы, – и, кроме них, нет ничего, решительно ничего хоть сколько-нибудь замечательного, даже сколько-нибудь сносного. Все эти произведения стоят какими-то особняками, на неприступной высоте, и все вокруг них пусто: ни одного счастливого подражания, ни одного удачного опыта в их роде…» ... Далее -
282.
Статья «Петербургская литература» развивает ту общую сравнительную характеристику двух столиц, которую содержала статья «Петербург и Москва», переводя это сопоставление в план характеристики литературной жизни в них. Как и в статье об Александрийском театре, это сопоставление проходит с учетом различных сторон общественного явления; там применительно к театру рассматривается проблема отношений публики, с одной стороны, и репертуара и стиля актерского исполнения, с другой; здесь, применительно к литературе, проблема отношений читающей публики и писателей, литераторов, журналистов. ... Далее -
283.
«Наконец давно ожиданный публикою «Тарантас» графа Соллогуба торжественно выкатился на пустынное поле современной русской литературы. Слухи, толки и извещения о его печатании, о его великолепной наружности давно уже возбудили общее ожидание, общее внимание. В литературном отношении публика хотя несколько знакома с «Тарантасом» по отрывку из него, напечатанному в «Отечественных записках» 1840 года, – по крайней мере, знакома с ним настолько, чтоб иметь хотя какое-нибудь представление о его содержании…» ... Далее -
284.
«…Мазепа был не таков, каким представляет его автор. Но предположим, что читатель не знает истории и что автор по-своему так понял главное лицо своего романа, как представляет его нам. Романист не историк: он схватывает не исторический, а поэтический характер своего лица, и если понимает его несправедливо, но поэтически – читатель не будет досадовать. Но в самой мысли: устремить все силы романа к доказательству истины очень обыкновенной, известной всякому, но, к несчастию, редко препятствующей делать всевозможные злодейства и подлости для достижения высшей власти и богатства, – в самой этой мысли слишком много прозы…» ... Далее -
285.
«Душенька» имела в свое время успех чрезвычайный, едва ли еще не высший, чем трагедии Сумарокова, комедии Фонвизина, оды Державина, «Россиада» Хераскова. Пастушеская свирель Богдановича очаровала слух современников сильнее труб и литавр эпических поэм и торжественных од; миртовый венок его был обольстительнее лавровых венков наших Гомеров и Пиндаров того времени. До появления в свет «Руслана и Людмилы» наша литература не представляет ничего похожего на такой блестящий триумф…» ... Далее -
286.
«Читателям уже известна сообщенная нами во 2-й книжке «Отечественных записок» нынешнего года подробная программа издания, предпринятого И. П. Сахаровым. Вероятно, они, вместе со многими из прочитавших программу, были изумлены огромностию труда, который задал себе наш почтенный собиратель памятников старины и народности русской. В самом деле, издать одному человеку семь огромных томов, вмещающих в себя тридцать книг и объемлющих собою все стороны древней русской жизни – от фактов, сообщаемых летописями, до древних костюмов, гербов, печатей, пословиц, поговорок и проч. и проч., – труд неслыханный на святой Руси!..» ... Далее -
287.
«Странное дело, как иногда малые причины рождают великие следствия, а великие причины иногда не производят никаких следствий! Иная книга и велика (то есть форматом и числом страниц), а сказать о ней нечего; иная всего две странички, как вот это стихотворение г. Ф. Глинки к «Москве благотворительной», а о нем, кажется, сколько ни говори, все не наговоришься вдоволь…» ... Далее -
288.
«…Журналы у нас судят о предметах науки, искусства и литературы не по праву сильного завладения, а по изволению высшей власти, со времен Петра Великого и до настоящего мгновения содействующей и благотворящей успехам просвещения и образованности в России. Было время, когда великая монархиня была участницею журнала в качестве писателя. Теперь журналистика сделалась потребностью образованной части русского общества, вошла, так сказать, в его привычки и нравы, именно вследствие этого деятельного покровительства свыше. Что теперь есть (как и были прежде и, к сожалению, будут всегда) журналы, которые добиваются попасть в законодатели и оракулы наук и словесности, – это правда; но правда и то, что именно этого-то рода журналы и не успевают никогда в своем намерении, потому что успех всегда остается на стороне журналов, которые без претензий, но зато с талантом и знанием дела, объявляют свое мнение о предметах, законно подлежащих их суждению, то есть о науке, искусстве и литературе…» ... Далее -
289.
«…Брошюры, заглавие которых выписано в начале нашей статьи, обязаны своим появлением бородинскому торжеству, которое нашло себе органы в знаменитом поэте, лавровенчанном ветеране нашей поэзии, и в знаменитом воине инвалиде, к военной славе своей присовокупившем славу безыскусственного, но сильного сердечным красноречием литератора. О его брошюре мы не будем говорить: выписанные нами из нее места достаточно свидетельствуют о ее достоинстве. – «Бородинская годовщина» есть новая песнь певца русской славы, который в годину великого испытания, родившего настоящее торжество, был органом славы падшим и подвизавшимся героям великой драмы…» ... Далее -
290.
«Речь о критике» является едва ли не самой блестящей теоретической статьей Белинского начала 40-х годов. Она – наглядное свидетельство тех серьезных сдвигов, которые произошли в философском и эстетическом развитии критика. В самом ее начале Белинский подчеркивает мысль, неоднократно высказывавшуюся им прежде: «В критике нашего времени более чем в чем-нибудь другом выразился дух времени». Но в комментируемой статье уже по-новому объясняются причины этого явления. ... Далее -
291.
«Ответ «Москвитянину» является одной из самых важных статей Белинского и ярким документом идейной борьбы 40-х годов. Она замыкает собой длинный ряд ожесточенных схваток Белинского с славянофилами. Статья явилась ответом на выпад против «Современника» в органе славянофилов «Москвитянине», в котором Ю. Самарин (М… З… К…) поместил резкую статью под названием «О мнениях «Современника», исторических и литературных». Самарин подверг критике статью Белинского «Русская литература за 1846 год», а также статьи – А. В. Никитенко «О современном направлении русской литературы» и К. Д. Кавелина «Взгляд на юридический быт древней России». Особенно резко отзывается Самарин о Белинском, давнем и непримиримом противнике славянофильства. Все свои упреки Самарин формулирует следующим образом: «…новый журнал подлежит трем важным обвинениям: во-первых, в отсутствии единства направления и согласия с самим собою; во-вторых, в односторонности и тесноте своего образа мыслей; в-третьих, в искажении образа мыслей противников». Вздорность двух последних обвинений была очевидна, и поэтому Белинский на них не задерживался в своем «Ответе». В отношении же первого, и самого важного, обвинения Белинский поставил вопрос: как понимать «единство» и «согласие»? «Ответ «Москвитянину» является одной из самых важных статей Белинского и ярким документом идейной борьбы 40-х годов. Она замыкает собой длинный ряд ожесточенных схваток Белинского с славянофилами. ... Далее -
292.
В январе 1847 года вышла книга Н. Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», в которой он позволил себе резкие выпады против своих «почитателей» и «хвалителей», среди коих, разумеется, на первом месте был Белинский. Белинский сразу занял непримиримую позицию по отношению к Гоголю, автору «Переписки». ... Далее -
293.
«…Что такое г. Гоголь в нашей литературе? Где его место в ней? Чего должно ожидать нам от него, от него, еще только начавшего свое поприще, и как начавшего? Не мое дело раздавать венки бессмертия поэтам, осуждать на жизнь или смерть литературные произведения; если я сказал, что г. Гоголь поэт, я уже всё сказал, я уже лишил себя права делать ему судейские приговоры…» ... Далее -
294.
"Помните ли вы то блаженное время, когда в нашей литературе пробудилось было какое-то дыхание жизни, когда появлялся талант за талантом, поэма за поэмою, роман за романом, журнал за журналом, альманах за альманахом; то прекрасное время, когда мы так гордились настоящим, так лелеяли себя будущим, и, гордые нашею действительностию, а еще более сладостными надеждами, твердо были уверены, что имеем своих Байронов, Шекспиров, Шиллеров, Вальтер Скоттов?.." ... Далее -
295.
"Появление Марлинского на поприще литературы было ознаменовано блестящим успехом. В нем думали видеть Пушкина прозы. Его повесть сделалась самою надежною приманкою для подписчиков на журналы и для покупателей альманахов…" ... Далее -
296.
22 января 1841 г., дописывая письмо к В. П. Боткину, начатое еще 30 декабря, Белинский сообщал, что в ближайшее время приступит к работе о Петре Великом, которая особенно волнует его: она «лежит у меня на сердце, давит его и просится вон… Что же касается направления всей статьи, оно ясно: Россия тьмой была покрыта много лет; Бог рек: «Да будет Петр!» и бысть в России свет, — как говорит известное двустишие, которое и будет выводом всей статьи. В России до Петра были тьма кромешная, люди – почти четвероногие; после Петра сделалось светло и люди становятся людьми, – вот и все…» ... Далее -
297.
Начиная с 1840 г. прежнее апологетическое отношение критика к наследию Гете подвергается решительному пересмотру; в этот период Белинский осознает необходимость гораздо более строгого отбора: «Немного в мире поэтов написали столько великого и бессмертного, как Гете, – говорится в рецензии на I выпуск «Сочинений Гете», – и ни один из мировых поэтов не написал столько разного балласту и разных пустяков, как Гете». Что же касается «Римских элегий», то они расцениваются критиком как непреходящий шедевр Гете, стоящий в одном ряду с «Фаустом» и «Прометеем». ... Далее -
298.
Цикл статей о народной поэзии примыкает к работе «Россия до Петра Великого», в которой, кратко обозревая весь исторический путь России, Белинский утверждал, что залог ее дальнейшего прогресса заключается в смене допетровской «народности» («чего-то неподвижного, раз навсегда установившегося, не идущего вперед») привнесенной Петром I «национальностью» («не только тем, что было и есть, но что будет или может быть»). Тем самым предопределено превосходство стихотворения Пушкина – «произведения национального» – над песней Кирши Данилова – «произведением народным». ... Далее -
299.
Тезис «у нас нет литературы», с которым В.Г. Белинский выступил еще в «Литературных мечтаниях» и который был подробно развит в статье «Русская литература в 1840 году», обосновывается в данной статье на материале второго тома альманаха А. Ф. Смирдина. Резкий отзыв о рецензируемом издании – оно, пишет Белинский, убеждает лишь «в существовании… русских типографий» – связан со стремлением расчистить литературную почву от псевдохудожественных наслоений. ... Далее -
300.
За два месяца до выхода из печати Белинский писал в заметке «Литературные новости»: «Первого тома «Ста русских литераторов», обещанного к 1 генваря, мы еще не видали, но видели 10 портретов, которые будут приложены к нему. Они все хороши – особенно г. Зотова: по лицу тотчас узнаешь, что писатель знатный. Г-н Полевой изображен слишком идеально a lord Byron: в халате, смотрит туда (dahin). Портреты гг. Марлинского, Сенковского Пушкина, Девицы-Кавалериста и – не помним, кого еще – дополняют знаменитую коллекцию. Говорят, что уже посланы в Лондон для выгравирования портреты А. А. Орлова, гг. Сигова, Кузмичева и проч., вместе с Пушкиным и г. Зотовым они дополняют пантеон великих людей русской литературы». Эта ироническая информация с упоминанием о портретах бездарных сочинителей (Р. М. Зотова и А. А. Орлова) и лубочных писателей (Сигова и Кузмичева) служит органическим дополнением к рецензии на первый том «Ста русских литераторов». ... Далее -
301.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю». Это обстоятельство Белинский и обещал избрать основной темой будущей статьи. ... Далее -
302.
«…Вальтер Скотт не изобрел, не выдумал романа, но открыл его, точно так же, как Коломб не изобрел и не выдумал Америки, а только открыл ее. Сервантес задолго до Вальтера Скотта написал истинный исторический роман. Правда, он явно имел сатирическую цель – осмеять запоздалое и противное духу времени рыцарствование в мечтах и дурных романах, – и этой целью великий человек заплатил дань своему веку; но творческий, художественный элемент его духа был так силен, что победил рассудочное направление, и Сервантес, стремясь к нравоисправительной цели, достиг совсем другой цели – именно художественной, а через нее и нравоисправительной…» ... Далее -
303.
В письме к Боткину от 14 марта 1842 г. Белинский писал: «Статьею о Майкове я сам доволен, хоть она и никому здесь особенно не нравится, а доволен ею я потому, что в ней сказано (и притом очень просто) все, что надо, и в том именно тоне, в каком надо было сказать». ... Далее -
304.
Памфлет направлен против С. П. Шевырева, поэта, критика и теоретика литературы. С самого начала 40-х гг. Шевырев становится идеологом «официальной народности», воинствующим противником любой сколько-нибудь демократической тенденции в литературно общественной жизни, раболепным прислужником столпов николаевского режима. «Педант» увековечил презрительную характеристику Шевырева в потомстве; при этом весь его жизненный путь представлен Белинским как последовательное становление этого «литературного типа». ... Далее -
305.
В русской общественной мысли 30–40-х гг. XIX в., по словам А. И. Герцена, установился «союз новой философии с социализмом»; под «новой философией» подразумевалась философско-историческая диалектика Гегеля, под социализмом – комплекс утопически-социалистических воззрений, выработанных главным образом французскими мыслителями первой половины XIX в. Статья Белинского по поводу пособия Ф. Лоренца является характерным свидетельством этого «союза», отразившим как его несомненное позитивное значение, так и его историческую ограниченность. ... Далее -
306.
Как указывал сам Белинский, задача статьи «О разделении поэзии на роды и виды» состояла в критике догматической и формалистической поэтики классицизма. Для поэтики классицизма роды и жанры – вечные и внеисторические категории. Но этот «внеисторизм» присущ также и романтической эстетике. Шеллинг исходил из учения о «синтетическом» искусстве, совмещающем все жанры. Белинский противопоставляет им историческое рассмотрение поэтических родов и жанров. Замечательно, с какой широтой ставит он эти вопросы. ... Далее -
307.
Так как Шевырев и его единомышленники считали себя поборниками «философической поэзии», поэзии «мысли», идеал которой они видели в звонких стихах Бенедиктова, то Белинский поставил перед собой задачу выяснить, что же представляет собою «мысль» в лирике, в частности в стихах Бенедиктова. В результате остроумных наблюдений, тонкого пародийного пересказа стихотворений Бенедиктова ему удается раскрыть их крайнее убожество. Критик с большой убедительностью показал, что в большинстве стихотворений Бенедиктова отсутствует не только глубокая «мысль», но даже и простой смысл. Пародии К. Аксакова на стихотворения Бенедиктова еще более раскрывали читателю схематизм его псевдофилософской лирики. ... Далее -
308.
«Нечего и говорить, что появление книги, которая слишком далеко выходит из-под этого уровня, должно быть истинным праздником для критики. К таким редким книгам принадлежит «Тарантас» графа Соллогуба. Несмотря на то, что из двадцати глав, составляющих это произведение, целых семь глав были напечатаны в «Отечественных записках» еще в 1840 году, «Тарантас» – столько же новое, сколько и прекрасное произведение, которое своим появлением составило бы эпоху и не в такое бедное изящными созданиями время, каково наше…» ... Далее -
309.
Борьба с Шевыревым, провозглашавшим, что литературе нашей для преуспеяния нужно равняться на «светскость», на тон высшего общества, составляет основное содержание этой статьи. Но она дополняется полемикой по историко-литературным вопросам. Шевырев призывал к отказу от всяких общих методологических предпосылок, философских теорий в области литературы. С его точки зрения история литературы должна быть эмпирическим изложением фактов. Надеждин, опровергая Шевырева, ведет борьбу против этой «странной предубежденности против мыслительности». «Истинная система, – заявляет Надеждин, – не только не исключает фактов, наоборот, требует самого подробного и полного их знания». Белинский, не останавливаясь специально на этих проблемах, выразил полное согласие с точкой зрения Надеждина и решительно осудил «односторонних фактистов» ... Далее -
310.
Настоящая статья посвящена книге А. Дроздова «Опыт системы нравственной философии», вышедшей в 1835 году. Главная тема статьи – личность и общество, сущность этики. Белинский начисто отрицает добродетель без заслуги, без борьбы за нравственное совершенство; так называемое «фихтенианство» он понял крайне своеобразно, он не извлек из него никаких новых выводов. Его искания в этот период определяются стремлением найти путь к преобразованию «гнусной российской действительности» николаевского времени. Но путь этот ясен для него только в области абстрактных идей. ... Далее -
311.
Статья написана в 1841 году и предназначалась для задуманной Белинским «Критической истории русской литературы». Белинский ставит здесь с большой глубиной вопрос о сущности художественной формы и содержания. Его учение направлено против формализма и плоского эмпиризма. Белинский не закончил статью и остановился как раз на определении идеи искусства, но он его дал в ряде других статей, в которых уже окончательно порвал связь с гегелевской эстетикой. ... Далее -
312.
Белинский рассматривает русскую литературу как огромное социальное явление: она имеет значение не только для одной России, ибо в ней выразилось развитие общечеловеческих, гуманистических идей; и для нас, и для мира она имеет «великое значение не в одном эстетическом, но еще более в историческом значении». Естественно, что на этой теоретической основе им уже прочно утверждается существование оригинальной и замечательной русской литературы, которая «сделалась выражением жизни своего общества, стала русскою». ... Далее -
313.
Первые критические замечания Белинского о Полежаеве встречаются уже в «Литературных мечтаниях». Белинский говорит о нем, как о крупном явлении среди «поэтов пушкинского периода», как о «таланте, правда, одностороннем, но тем не менее замечательном». Он отрицательно оценивает переводы Полежаева, его «шутливые стихотворения» и «заказные стихи», но рекомендует читателю те произведения поэта, «которые имеют большее или меньшее отношение к его жизни». ... Далее -
314.
Определяя историческое место Баратынского в русской поэзии, Белинский отмечает в нем «яркий, замечательный талант», и ставит его на «первое место» среди поэтов, вошедших в литературу вместе с Пушкиным. В качестве положительной черты критик отмечает преобладание в поэзии Баратынского мысли, которая «вышла не из праздно мечтающей головы, а из глубоко истерзанного сердца». Казалось, в Баратынском есть все, чего так не хватало и Майкову, и Полежаеву. И все же поэзия Баратынского во многом не удовлетворяет Белинского. ... Далее -
315.
Статьи о Державине, приуроченные к столетнему юбилею со дня рождения поэта, должны были составить часть давно задуманного и неоднократно обещанного Белинским в печати «Критического курса русской поэзии». Вместе с циклом статей «Сочинения Александра Пушкина (1843–1846)» и статьей «Кантемир» они заложили основу научной истории русской литературы. ... Далее -
316.
В статье о Кантемире Белинский изложил ряд важнейших положений, составляющих его историко-литературную концепцию: разделение литературы XVIII века на сатирическую и риторическую, утверждение сатирического направления как наиболее важного и значительного, свидетельствующего о постоянном стремлении русской литературы сблизиться с жизнью и тем самым стать литературой самобытной, национальной. Если Белинский в своих оценках писателей риторического направления (и прежде всего Ломоносова) ошибочно придал преувеличенное значение элементу подражательности, то в творчестве писателей сатирического направления, начиная с Кантемира, Белинский неизменно подчеркивал их оригинальность и самостоятельность. В этом заключалась наиболее ценная и глубокая идея в воззрениях Белинского на историю русской литературы. ... Далее -
317.
Сторонниками немецкого философского идеализма Гёте был объявлен величайшим поэтом современности, певцом «примирения с действительностью». Наоборот, русские противники «индийского покоя» вели борьбу против идеализации Гёте. Белинский защищает Гёте от «маленьких великих людей», ибо «поэт всего менее способен отзываться на современность, которая для него есть начало без середины и конца, явление без полноты и целости, закрытое туманом страстей, предубеждений и пристрастия партий». На этом основывается его сравнение Гёте с Шиллером, отличающееся крайним порицанием последнего и превознесением олимпийского спокойствия первого. ... Далее -
318.
Начало работы над статьей определяется письмом Белинского к В.П. Боткину от 3–10 февраля 1840 года. В части, написанной 9 февраля, он сообщал: «А дня через два надо приниматься за статью о детских книжках, где я буду говорить о любви, о благодати, о блаженстве жизни, как полноте ее ощущения, словом, обо всем, чего и тени и призрака нет теперь в пустой душе моей». В этой статье наиболее подробно обоснованы педагогические воззрения критика. ... Далее -
319.
Еще в марте 1839 года Белинский извещал в «Московском наблюдателе» о предстоящем выходе «Очерков русской литературы» Н. А. Полевого, в основном состоящих из статей, ранее напечатанных в журнале «Московский телеграф». Статья Белинского открыто полемична по замыслу и выполнению. Это было первое обстоятельное суждение Белинского о Полевом-критике на страницах журнала «Отечественные записки», как бы обобщающее и развивающее его прежние высказывания в «Московском наблюдателе» на эту тему. Две линии в деятельности Полевого – с одной стороны, сотрудничество в реакционных петербургских изданиях, союз с Булгариным и Гречем, отказ от былого свободомыслия, а с другой – верность философским и эстетическим идеям, характерным для 1820-х годов и устаревшим к концу 1830-х, более глубоко раскрыты в данной статье. ... Далее -
320.
Статья примыкает к двум предшествующим статьям Белинского на историческую тему – о «Руководстве к всеобщей истории» Ф. Лоренца и об «Истории Малороссии» Н. Маркевича – и развивает их основные положения. Во всех трех статьях достаточно прозрачно для подцензурной печати высказана мысль о необходимом социалистическом переустройстве общества в будущем. Современный период рассматривается – это нередко является у Белинского в статьях середины 1840-х гг. – как период переходный, когда человечество «уже начало понимать, что оно – человечество». И «скоро захочет оно, – по словам Белинского, – в самом деле сделаться человечеством». С этого момента начнется «история, в истинном значении этого слова». ... Далее -
321.
«…Автор очень счастливо осуществил руководившую его мысль и составил очень дельный учебник для средних классов. Смело можем сказать, что труд г. Смарагдова превосходит все, с такою же целию составленные у нас учебники истории. Повествование полно, но не теряется в дробностях, и стройно; во всем видно зрелое соображение, отсутствие всяких рассуждений и сентенций, восклицаний и ораторских выходок, – всего этого хлама, который так часто влачит за собою наша доморощенная Клио…» ... Далее -
322.
Статья о творчестве В. Ф. Одоевского в связи с выходом его «Сочинений» в трех частях, занимает важное положение среди произведений Белинского середины 1840-х гг. Белинский относился к деятельности Одоевского с неизменным вниманием, высоко оценивал его произведения, публиковавшиеся в разных изданиях 1820–1830 гг., ставил его имя в первый ряд писателей-прозаиков этих лет, наряду с именами Пушкина, Гоголя, Марлинского и др. Статья 1844 г. явилась выполнением раннего обещания критика дать общую, целостную характеристику творчеству Одоевского. ... Далее -
323.
Небольшая книжка, послужившая поводом для статьи, заключала лишь общее введение к курсу истории русской литературы, который А. В. Никитенко читал в Петербургском университете. То соглашаясь, то споря с общими положениями, выдвинутыми Никитенко в этом введении, Белинский изложил систематически свои взгляды на задачи изучения литературы. Центральное место заняло в статье определение объема самого понятия «литература», выяснение отношений между искусством (поэзией) и наукой, значения для развития литературы, науки и общества так называемой «беллетристики» и прессы. ... Далее -
324.
Н. В. Савельев-Ростиславич – историк, воспитанник Московского университета, ученик Ф. Л. Морошкина и последователь Ю. И. Венелина. Его «Славянский сборник» посвящен критике и разоблачению «норманнской теории» происхождения Руси. Как и Венелин и Морошкин, Савельев-Ростиславич был склонен к различным фантастическим гипотезам, касавшимся древнейшего периода славянской истории. Белинский считает споры норманистов и антинорманистов в значительной степени не заслуживающими особого внимания. Подвергая в статье критике и осмеянию прежде всего приемы искусственной историко-археологической интерпретации древнейших сведений о Руси и славянах в работах Венелина, Морошкина и Савельева-Ростиславича, Белинский вместе с тем не совсем правомерно обращает свою статью против славянофильства как направления общественной мысли в России 1840-х гг. в целом. ... Далее -
325.
Рецензируемые тома дополнили первое посмертное собрание сочинений А. С. Пушкина (т. 1–8, СПб., 1838). Оно было подготовлено опекой над имуществом и детьми Пушкина, в которую входили В. А. Жуковский, П. А. Плетнев и П. А. Вяземский. Это собрание сочинений страдало существенными недостатками: помимо того, что Жуковскому – в связи с жесткими цензурными условиями – пришлось «отредактировать» или «обработать» целый ряд не публиковавшихся ранее произведений поэта, в издание проникло множество пропусков, ошибочных чтений, произвольных компоновок, элементарных небрежностей и опечаток. Тем не менее именно на это собрание сочинений критик опирался, работая над одиннадцатью статьями о Пушкине (1843–1846). ... Далее -
326.
Это первая статья Белинского в отделе критики «Отечественных записок». Статья об «Очерках Бородинского сражения» Ф. Глинки (равно как и о «Бородинской годовщине» Жуковского) вызвала недовольство в передовых общественных и литературных кругах. Впоследствии Белинский указывал, что его статья об «Очерках…» Глинки «верна в своих основаниях» (признание закономерности исторического развития), но ошибочна по выводам, поскольку в ней «должно было бы развить и идею отрицания, как исторического права», то есть показать, что такой общественный порядок, как русское самодержавие, таит в себе элементы своего отрицания, что он – временный, преходящий. ... Далее -
327.
Для Белинского творчество Ган интересно прежде всего как выражение художественной одаренности женщины. В краткой рецензии, предшествующей его большой статье о Ган, он писал: «Между русскими писательницами нет ни одной, которая достигла бы такой высоты творчества и идеи и которая в то же время до такой степени отразила бы, в своих сочинениях, все недостатки, свойственные русским женщинам-писательницам». ... Далее -
328.
Содержание статей о Пушкине шире их названия. Белинский в сущности, дал историю всей русской литературы до Пушкина и показал становление ее художественного реализма. Наряду с раскрытием значения творчества Пушкина Белинский дал блестящие оценки и таким крупнейшим писателям и поэтам допушкинской поры, как Державин, Карамзин, Жуковский, Батюшков. Статьи о Пушкине – до сих пор непревзойденный образец сочетания исторической и эстетической критики. ... Далее -
329.
С Пушкина начинается самобытная русская литература. Белинский вскрывает историческую закономерность появления оригинальной русской поэзии: «Пушкин явился именно в то время, когда только что сделалось возможным явление на Руси поэзии как искусства. Двенадцатый год был великой эпохою в жизни России. По своим последствиям он был величайшим событием в истории России после царствования Петра Великого. Напряженная борьба насмерть с Наполеоном пробудила дремавшие силы России и заставила ее увидеть в себе силы и средства, которых она дотоле сама в себе не подозревала». ... Далее -
330.
Отмечая общенациональное значение Пушкина, Белинский вместе с тем прекрасно сознавал, что Пушкин связан с историческими судьбами своего, помещичьего класса и того «образованного» общества, которое появилось в результате реформ Петра I. Однако, подчеркивая «принцип» класса, Белинский далек от той вульгаризации творчества Пушкина, которая была свойственна некоторым критикам впоследствии. ... Далее -
331.
Статьи писались на протяжении трех с лишним лет. Естественно, что даже при единстве общего замысла точка зрения Белинского на Пушкина с годами изменялась. Белинский двигался к все более глубокой, исторической и социологической трактовке его творчества с позиций демократа 40-х годов. Поразительная широта подхода Белинского к разрешению поставленной темы видна в самом плане статей. В шестой и седьмой статьях Белинский рассматривает поэмы Пушкина, прослеживая постепенное развитие его реализма. ... Далее -
332.
Десятая статья посвящена «Борису Годунову». «…Прежде всего скажем, что «Борис Годунов» Пушкина – совсем не драма, а разве эпическая поэма в разговорной форме. Действующие лица, вообще слабо очеркнутые, только говорят и местами говорят превосходно; но они не живут, не действуют. Слышите слова, часто исполненные высокой поэзии, но не видите ни страстей, ни борьбы, ни действий. Это один из первых и главных недостатков драмы Пушкина; но этот недостаток не вина поэта: его причина – в русской истории, из которой поэт заимствовал содержание своей драмы. Русская история до Петра Великого тем и отличается от истории западноевропейских государств, что в ней преобладает чисто эпический … характер, тогда как в тех преобладает характер чисто драматический…» ... Далее -
333.
Постепенно статьи о Пушкине переросли ранее намеченные рамки. Поэтому весной 1846 года, оставляя «Отечественные записки», Белинский должен был в последней (одиннадцатой) статье обозреть все оставшиеся неразобранными произведения Пушкина, среди которых были такие шедевры, как «Медный всадник», маленькие трагедии, «Пиковая дама», «Капитанская дочка». Естественно, что Белинский должен был ограничиться беглыми и краткими замечаниями о названных произведениях. Заканчивая свой труд. Белинский подчеркивал, что задача определения исторического и художественного значения поэта ни в коем случае не может считаться уже решенной. Пушкин принадлежит к вечно юным и развивающимся в сознании последующих поколений гениям. Каждое из них будет выносить свое суждение о поэте, и никогда это суждение не будет окончательным и исчерпывающим. Пушкин для Белинского был символом высокой талантливости русского народа. ... Далее -
334.
«…В одном журнале было замечено, что это не великолепное, но очень опрятное издание; мы прибавим от себя, что еще и очень верное, что составляет одно из главных достоинств всякого хорошего издания. Так как оно, сверх того, и самое полное, и самое дешевое, то мы и не сомневаемся, что его тысячи экземпляров скоро распадутся по рукам читателей. Всякий образованный русский должен иметь у себя всего Пушкина: иначе он и не образованный и не русский…» ... Далее -
335.
«…Первая статья второй части содержит в себе неоспоримые доказательства, что новую русскую словесность Ломоносов и Сумароков изобрели оба вместе, а не кто-нибудь один из них. Тут же желающие могут найти и сильные опровержения несправедливой мысли, будто бы Сумароков с Ломоносовым были во вражде…» ... Далее -
336.
«Вот одно из тех произведений, которые называются капитальными произведениями литературы, которые пишутся не для одних современников, но и для потомства, переживают века и народы. Много нужно таланта, чтобы описать верно только внешнюю сторону книги почтенного ветерана нашей литературы: найти же единство воззрения и мысли в торжественно праздничном вдохновении, которым проникнута, и в лирическом беспорядке и отрывочности, которыми запечатлена ее внутренность, – это просто дело гения…» ... Далее -
337.
«Несмотря на разность этих двух книжек, из которых одна – альманах, а другая – водевиль, несправедливо названный оперою, – мы соединяем их в одну статью, находя между ими то общее, о котором особенно хочется нам поговорить: обе они писаны на малороссийском наречии. Предстоит важный вопрос: есть ли на свете малороссийский язык, или это только областное наречие? Из решения этого вопроса вытекает другой: может ли существовать малороссийская литература и должны ли наши литераторы из малороссиян писать по-малороссийски?…» ... Далее -
338.
«…«Фритиоф» – поэма шведского поэта Тегнера, созданная им из народных сказок и преданий, следовательно, по преимуществу, произведение народное, которое должно быть мало доступно и мало интересно для всякой другой публики, кроме шведской. Но «Фритиоф», несмотря на свою народность, общедоступен, понятен и в высшей степени интересен для всякой публики и на всяком языке, если передан хоть так хорошо, как передал его на русский язык г. Грот. Причина этому – общечеловеческое содержание и самый характер скандинавской народности…» ... Далее -
339.
«…Евины потомки, люди всего скорее попадаются на приманку таинственности, которая раздражает их врожденное любопытство, – повторяем, главная причина неудачного литературного инкогнито графини Ростопчиной заключалась в поэтической прелести и высоком таланте, которыми запечатлены ее прекрасные стихотворения…» ... Далее -
340.
«…Мы поставляем себе за особенное удовольствие и за честь признавать в г. Полевом человека необыкновенно умного и даровитого, литератора деятельного, оказавшего, в качестве журналиста, важные услуги русской литературе и русскому образованию. Мы только не видим в нем гения, каким ему иногда угодно было признавать себя в порывах свойственного человеческой слабости самолюбия. Уважая многие из его произведений, как имеющие неоспоримое достоинство для своего времени, мы не видим в них творений не только вечных, но даже и долговечных. И что ж тут унизительного или обидного для г. Полевого? Всякому свое…» ... Далее -
341.
«…«Упырь» – произведение фантастическое, но фантастическое внешним образом: незаметно, чтоб оно скрывало в себе какую-нибудь мысль, и потому не похоже на фантастические создания Гофмана; однако ж оно может насытить прелестью ужасного всякое молодое воображение, которое, любуясь фейерверком, не спрашивает: что в этом и к чему это?…» ... Далее -
342.
«Имя Смирдина неразрывно связано с историею русской литературы. Будь у нас не один, а несколько таких книгопродавцев, как Смирдин, современная русская литература не являлась бы в таком жалком состоянии: не было бы этой агонии, скудости в хороших книгах, не было бы исключительного торжества одной посредственности и книжной промышленности, которая только прикрывается громкими фразами беспристрастия и любви к литературе…» ... Далее -
343.
«…Что касается до недостатков в «Истории» г-жи Ишимовой, их не может не быть довольно уже потому, что русская история совершенно не обработана фактически и не озарена светом истинного уразумения в своем значении и характере. Доселе у нас меряют ее не русским аршином, а европейским футом: оттого она остается для нас более загадкою, чем для иностранцев. Так, например, наши историки и знать не хотят об исторической перспективе…» ... Далее -
344.
«…В произведениях литературы идея является двояко. В одних она уходит внутрь формы и оттуда проступает во всех оконечностях формы, согревает и просветляет собою форму, – это идея жизненная, творческая, возникшая не через рассудок, но непосредственно, – не сама собою, но вместе с формою; это создания изящные, художественные. Другая идея родится в голове автора независимо от формы – форма сочиняется им особо и потом прилаживается к идее. Из этого выходит, что сочинение, умное по идее (то есть по намерению автора), не заслуживает никакого внимания по форме…» ... Далее -
345.
«Не понимаем, что за охота такому почтенному и талантливому писателю, как г. Основьяненко, тратить время и труд на изображение глупцов, подобных Столбикову. Петр Столбиков сам, от своего лица, рассказывает историю своей жизни, и в этом рассказе не всегда бывает верен собственному характеру: из пошлого глупца, идиота, иногда вдруг становится он умным и чувствительным человеком, а потом опять делается глупцом. В поступках он также противоречит самому себе…» ... Далее -
346.
«Какие иногда великие события происходят в мире – и их никто не знает! Кому до сего времени могло быть известно, что в 1837 году была сочинена превосходная поэма «Ангелина»? – Решительно никому, кроме самого сочинителя, и разве еще счастливых друзей его. Но 1841-й выдал великую тайну 1837 года: теперь просвещенная Европа узнает, что на святой Руси покойник романтизм был еще в полном цвете жизни и разражался такими романтическими поэмами, в которых сквозь самый лучший телескоп не откроешь ни тени классицизма…» ... Далее -
347.
«…Доселе мы говорили только об издании, – и потому могли только хвалить и восхищаться; не так, не таким тоном, должны бы мы говорить о тексте издания. Полезность и достоинство дела в одном отношении не должны заставлять умалчивать о его недостатках в других отношениях. Не видав пробных оттисков, мы, признаемся, не были слишком очарованы самою идеею «Наших», которая столь многих привела в восторг. Читателям «Отечественных записок» должно быть памятно, что этот журнал был только посредником между редакциею «Наших» и публикою, передавая публике объявления редакции и ничего не говоря от себя…» ... Далее -
348.
«Новая книга представляет картины петербургской местности и нравов людей различных сословий, населяющих великолепную столицу. Герой – человек, изнуряемый жаждою известности, человек, который занят думою, как приобресть значение в обществе или светское имя; человек, увлеченный в бездну индустриальной жизни. Этот характер принадлежит к числу самых замечательных типов нашего времени…» ... Далее -
349.
«…Для наблюдательного путешественника очень легко схватить характеристические черты страны, потому что характер страны прежде всего овладевает им самим, как прилипчивая болезнь. В Париже вам не посидится дома, хоть бы вы были мизантроп или подагрик: – вам захочется бегать с утра до ночи по кафе, улицам, бульварам, театрам. Там всего легче излечиться от русской хандры, или апатии, и английского сплина. Там поневоле вы сделаетесь говорливы, почувствуете охоту до вестей и новостей. Там вы будете даже любезным, хотя бы вы были семинарист, квакер или степной житель…» ... Далее -
350.
«…Но обратимся к «Цветам музы» г. Градцева. Надо признаться, что эти цветы не совсем красивы и ароматны; но в этом виновата не муза г. Градцева, а типография г. Иогансона, на бесплодной почве которой возросли они… Проницательные читатели поймут, что мы говорим о внешнем безобразии «Цветов» г. Градцева; что же до внутреннего – о нем сейчас будет речь…» ... Далее -
351.
«…Меркою достоинства всякого литературного произведения, претендующего на изображение действительности, должно быть его сходство с изображаемою действительностию. Посмотрим же, до какой степени г. Фан-Дим является верным живописцем современной действительности, которую он рисует в своих «Двух призраках»…» ... Далее -
352.
«Новый поэт!.. Новое светило восходит на горизонте нашей поэзии: привет ему!.. Скорее трубку – что это такое: звезда первой величины, блуждающая комета или только воздушный метеор, который мигом рассыпается и утратит свой кажущийся, призрачный блеск?.. Итак, наблюдаем…» ... Далее -
353.
«…Между тем, как «сочинители» бранят «Мертвые души» и Гоголя, а литераторы хвалят их и спорят о них, что же делает русская читающая публика? – То же самое, что и всегда делала она с сочинениями Гоголя. Несмотря на незрелость образования нашего общества, допускающую его иногда обольщаться и увлекаться мишурными явлениями, в нем есть какое-то чутье, которое заменяет ему недостаток развития и которое заставляет его окончательно становиться на стороне только истинно прекрасного и великого…» ... Далее -
354.
«Вот роман, единодушно препрославленный и превознесенный всеми нашими журналами, как будто бы это было величайшее художественное произведение, вторая «Илиада», второй «Фауст», нечто равное драмам Шекспира и романам Вальтера Скотта и Купера… С жадностию взялись мы за него и через великую силу успели добраться до отрадного слова «конец»…» ... Далее -
355.
«Читатели наши, конечно, не забыли бесподобных стихотворений г. Башкатова, с которыми мы старались познакомить их в прошлом номере нашего журнала; вот теперь является достойный подражатель достойному поэту, скрывающийся под таинственными литерами М. Д. Подражатель, как и знаменитый образец его, – классик и пишет стихами и прозою…» ... Далее -
356.
«…Фарс этот написан в Германии – и там же, говорят, он был принят с величайшим негодованием, как профанация искусства. Чудаки эти добрые немцы: они и в искусстве готовы видеть святыню, а в пародии на великое музыкальное произведение – профанацию!.. Впрочем, и у нас (в Москве) этот фарс если не возбудил негодования, зато, несмотря на превосходную игру г. Живокини, принят был довольно холодно…» ... Далее -
357.
Сборник «Физиология Петербурга» (2 части) сразу привлек к себе всеобщее внимание и вызвал большое количество критических отзывов, в большинстве своем враждебных. В рецензиях Белинский давал суровый отпор всем этим нападкам и особенно выделял такие произведения, как «Петербургские углы» и «Чиновник» Некрасова, «Петербургский дворник» Даля, «Петербургский фельетонист» И. Панаева, в которых главное достоинство – «мысль, поражающая своею верностью и дельностью». Белинский не дает здесь подробного анализа этих произведений: его рецензии имеют целью прежде всего рекомендовать читателю новую «дельную» книгу, чем и объясняются обширные цитаты, приводимые им. ... Далее -
358.
«…Каков же этот роман, что приобрела в нем наша литература? спросят нас читатели, еще не успевшие насладиться сим новым произведением. Нетрудно отвечать на вопрос: двух слов было бы слишком достаточно для этого. Но мы хотим сказать кое-что побольше, сколько потому, что появление этого романа, прочитанного нами по обязанности, пробудило в нас с новою силою давно уснувшие мысли и чувствования…» ... Далее -
359.
Что сказать об этих повестях? Это ни больше, ни меньше, как до крайности неудачная подделка под тон повестей Бальзака и Дюма. Г-н Безумный преуморительным образом корчит из себя особенно Дюма и пребезбоязнено обкрадывает его. Подобно Дюма, он создал, или, лучше сказать, сварганил себе апофеоз прелюбодеяния и, взявшись за изображение нравов нашего высшего общества, сделал из него род чего-то такого, чего нельзя и назвать печатно…» ... Далее -
360.
«…Многие порицают с негодованием резкость в литературных суждениях и почитают ее уголовным преступлением против законов общежития и вежливости. «Разве, – говорят они, – вы образумите этим какого-нибудь пустоголового рифмача или дюжинного романиста? Какая же польза от ваших бранчивых выходок?» Но, милостивые государи, разве это не польза, если какой-нибудь степной помещик, прочтя мою рецензию, не купит глупой книги, в ней освистанной, а назначенные на нее деньги употребит на покупку какого-нибудь дельного сочинения! …» ... Далее -
361.
«…Искусство есть представление явлений мировой жизни; эта жизнь проявляется не в одном человечестве, но и в природе; посему и явления природы могут быть предметом романа. Но среди ее картин должен непременно занимать какое-нибудь место человек. Высочайший образец в сем случае Купер, его безбрежные, безмолвные и величественные степи, леса, озера и реки Америки исполнены дыхания жизни; его дикие, в соприкосновении с белыми, дивно гармонируют с этою девственною жизнию американской природы…» ... Далее -
362.
«…Что Ф. В. Булгарин большой логик, об этом нету спора; но судить логически и судить истинно – две вещи разные; посему нимало не думая состязаться с почтенным автором «Выжигиных» на поприще мышления, я все-таки попытаюсь опровергнуть его силлогизмы силлогизмом моей собственной фабрики. Цель моего возражения не та, чтобы убедить Фаддея Венедиктовича в ложности его мнения; нет, моя цель гораздо выше: польза науки (логики) и польза публики. Людям мыслящим не должно скрывать новых, светлых и высоких истин, ибо это замедлило бы ход человечества на пути к совершенству. Итак, приступаю…» ... Далее -
363.
«…Наша русская литература, равно как и русский роман, переделена нашими досужими классификаторами на бесчисленное множество родов и видов. Я, нижеподписавшийся, кроме уже известных всем, открыл еще новый род, или, лучше сказать, новую область в нашей литературе. Прежде нежели объявлю во всеуслышание о моем открытии, замечу мимоходом, что оно, по своей важности, стоит открытия Америки и что, следовательно, я заслуживаю бессмертие наравне с Колумбом…» ... Далее -
364.
«…«Путевые записки Вадима» – истинное диво дивное! Чего-то в них нет! И юношеские рассуждения, и археологические мечты, и исторические чувствования – все это так и рябит в глазах читателя. А риторика, риторика – о! да тут разливанное море риторики! Не хотите ли примеров тропов, фигур, поэтических выражений? Берите их горстями, черпайте ведрами! Не ищите грамматических ошибок, не ищите бессмыслиц; но не ищите и новых мыслей, не ищите выражений, ознаменованных теплотою чувства…» ... Далее -
365.
«…Вот, например, сколько шуму произвело появление Казака Луганского! Думали, что это и невесть что такое, между тем как это ровно ничего; думали, что это необыкновенный художник, которому суждено создать народную литературу, между тем как это просто балагур, иногда довольно забавный, иногда слишком скучный, нередко уморительно веселый и часто приторно натянутый. Вся его генияльность состоит в том, что он умеет кстати употреблять выражения, взятые из русских сказок; но творчества у него нет и не бывало; ибо уже одна его замашка переделывать на свой лад народные сказки достаточно доказывает, что искусство не его дело…» ... Далее -
366.
Это первая рецензия Белинского из серии его выступлений, специально посвященных Н. Полевому. Отношение к Полевому, журналисту, историку и писателю, издателю незадолго перед тем закрытого журнала «Московский телеграф» (1825–1834), показательно для позиции молодого Белинского. Белинский еще в «Литературных мечтаниях», вопреки традиционному отношению «Телескопа» и «Молвы» к Полевому, воздал должное издателю «Московского телеграфа». В данной же рецензии, подчеркивая свою свободу «от всякого влияния партий», Белинский высоко оценивает художественные произведения Полевого. ... Далее -
367.
«…И в самом деле, что может быть любопытнее этих записок: это история, это роман, это драма, это все, что вам угодно. Что может быть важнее их? Десять, двадцать человек пишут об одних и тех же событиях, и каждый из них имеет своего конька, свою ахиллесовскую пятку, свой взгляд на вещи, свою манеру в изложении, словом, свои дурные и хорошие стороны: сличайте, сравнивайте, поверяйте, сводите на очную ставку – сколько материялов для результатов, результатов верных и драгоценных, если только вы сумеете хорошо сделать ваше дело…» ... Далее -
368.
«…Милостивый государь, г. Голота! В вашем романе нет и тени Малороссии, ни в действии, ни в языке, исключая разве нескольких малороссийских поговорок, которые вы, ни к селу ни к городу, рассадили в разных местах. Наконец, ваш роман написан дурным русским языком, от первой страницы до последней…» ... Далее -
369.
«…С какою целию написан этот роман? Если для того, чтобы обогатить русскую литературу новым художественным созданием, то скажу откровенно почтенному, хотя и не известному мне автору, что он не достиг своей цели: он совершенно не поэт, не художник. Его Петр, его София, его Хованский, Голицын, Щегловитый, Меншиков, Дорошенко, Мазепа, Карл XII и прочие выведенные им исторические лица суть не иное что, как общие риторические места, образы без лиц, сбитые кое-как на одну колодку…» ... Далее -
370.
«…Итак, книга плоха: тут нечему дивиться; другое дело, если бы она была хороша – тогда бы я от всей души подивился. Но вот что удивительно: в «Московском наблюдателе», новом журнале, издаваемом, известно, людьми умными, образованными и благонамеренными, об этой книжке сказано, что ««Сцены на море» обнаруживают дарование заметное, рисовку верную, хотя кисть весьма, весьма несвободную». Как! неужели «Московский наблюдатель» хочет покровительствовать своим авторитетом посредственности? Сохрани бог!…» ... Далее -
371.
«…Но, говоря без шуток, что заставило г-на Меркли, который, как видно из его стихов, человек не без образования, не без смысла и даже не без блесток таланта, что заставило его издать свои стихотворения в свет? Обратить ими на себя внимание современников он не мог, ибо теперь прошла мода на стихи, теперь только превосходные стихи станут читать, а стихи г. Меркли вообще посредственны; еще более нельзя ему надеяться на потомство, ибо маленькие блестки таланта вообще как-то скоро тускнут…» ... Далее -
372.
«…Во Франции пишут многие женщины; некоторые из них пишут (дивное дело!) хорошо. Неизвестная сочинительница «Натальи» не принадлежит к числу хорошо пишущих, по новым понятиям. Героиня ее романа в восторге от «Матильды» г-жи Коттень, и автор хлопочет о том, чтобы показать способ застраховать жизнь женщины от несчастия на земле. Средством к этому, по ее мнению, должна быть слепая покорность судьбе и избежание страстей и глубоких чувств…» ... Далее -
373.
«Каким живым, легким, оригинальным талантом владеет г. Вельтман! Каждой безделке, каждой шутке умеет он придать столько занимательности, прелести! О, он истинный чародей, истинный поэт! Поэт в искусстве, поэт в науке! Да – он и в науке поэт, поэт-археолог! В романе, в повести он разгадывает своим поэтическим чувством эту поэтическую русскую старину, которая, как сам он говорит, так хитро умела его влюбить в непостижимую красоту свою!…» ... Далее -
374.
«В этом сочинении есть мысль, и мысль прекрасная, поэтическая. Но исполнение этой мысли весьма неудачно; автор хотел изобразить жизнь художника в борьбе с людьми, обстоятельствами, судьбой и самим собою и написал довольно большую книгу, которая наполнена общими местами и до крайности утомляет читателя, не доставляя ему никакого удовольствия. Причина очевидна: он не составил себе ясной, отчетливой, глубокой и верной идеи о художнике…» ... Далее -
375.
«…Женщина должна любить искусства, но любить их для наслаждения, а не для того, чтоб самой быть художником. Нет, никогда женщина-автор не может ни любить, ни быть женою и матерью, ибо самолюбие не в ладу с любовию, а только один гений или высокий талант может быть чужд мелочного самолюбия, и только в одном художнике-мужчине эгоизм самолюбия может иметь даже свою поэзию, тогда как в женщине он отвратителен… Словом, женщина-писательница с талантом жалка; женщина-писательница бездарная смешна и отвратительна. И должно ли, и может ли это оскорблять женщину? Все прекрасно и высоко в пределах своего назначения…» ... Далее -
376.
«…Когда я прочел предисловие к «Ижорскому», то содрогнулся от ужаса при мысли, что, по долгу добросовестного рецензента, мне должно прочесть и книгу; когда прочел книгу, то увидел, что мой страх был глубоко основателен. Господи боже мой! И в жизни такая скука, такая проза, а тут еще и в поэзии заставляют упиваться этою скукою и прозою!..» ... Далее -
377.
«…Передо мной лежит роман Поль де Кока «Сын моей жены», перелистываю его с расстановкою и трепещу при мысли, что это подлое и гадкое произведение может быть прочтено мальчиком, девочкою и девушкою; трепещу при мысли, что Поль де Кок почти весь переведен на русский язык и читается с услаждением всею Россиею!..» ... Далее -
378.
«…Всякий должен следовать своему таланту, всякий должен оставаться в пределах, отмежеванных ему природою; мы не советовали бы г. Сумарокову писать романов, ибо его поприще есть повесть. Из самого его романа «Наследница» вышла повесть, против его собственной воли, повесть довольно занимательная, но очень растянутая, почему, вероятно, она и показалась своему автору романом…» ... Далее -
379.
«…Словом, Бульвер, писатель не генияльный, но с талантом, хорош только там, где естественен, где пишет в духе времени, где противоречит своим нелепым мыслям о жизни, и несносен, где силится, вопреки своему таланту, быть идеальным. Ему надо чувствовать, а не мыслить, надо бессознательно следовать внушению своего таланта, а не корчить из себя трубадура с венком на остриженной голове и букетом роз на модном фраке: тогда он будет лучше…» ... Далее -
380.
«…Г-н Погодин предпринял вознаградить недостаток учебных книг по части отечественной истории. Нельзя выразить того восхищения, с каким мы узнали об этом намерении, того нетерпения, с каким мы ожидали появления этой книги, за прекрасное исполнение которой ручалось имя г. Погодина. Но при всем нашем уважении к г. Погодину как к человеку и писателю мы поставляем себе непременным долгом сказать во всеуслышание, что никогда не испытывали мы такого жестокого разочарования, никогда не обманывались так ужасно в своих надеждах и ожиданиях…» ... Далее -
381.
«…Это половина нового труда благонамеренного и неутомимого деятеля на поприще русского просвещения, Н. А. Полевого. Этим сочинением совершенно пополняется важный недостаток в нашей литературе: теперь юным поколениям беспредельной России есть средство, играючи, изучать отечественную историю и, следовательно, с пользою и удовольствием занимать свои детские досуги. Книга г. Полевого, как этого и должно было ожидать, написана просто, умно, без излишних подробностей и без сухой сжатости, хорошим языком; события расположены ясно, расставлены в перспективе, облегчающей память, переданы с живостию и увлекательностию…» ... Далее -
382.
«…Я думаю еще, что одно из необходимейших условий такого рода книги, как «Библиотека романов» г. Ротгана, должно состоять в том, чтобы все переводы были сделаны с подлинников. Но у г. Ротгана все переведено с французского. Неужели он не мог найти в Петербурге переводчиков с английского?.. Странно!.. Потом, я думаю, что также одно из необходимейших условий такого рода книги должно состоять в том, чтобы переводы были превосходны; но у г. Ротгана переводы очень посредственны…» ... Далее -
383.
«…Знаете ли, отчего замолкли поэты на Руси? – «Их нет», – скажете вы. Неправда! это тишина перед бурею; «они спят на лирах», а пока они спят, «Московский наблюдатель» навяжет им потихоньку другие струны, разбудит их своими октавами, и они запоют…» ... Далее -
384.
«Чудный роман! Удивительный роман! Я, признаться, не дочел его второй части, не потому, чтобы он показался мне скучен, вял, бестолков и бездарен; но потому, что я люблю хорошего понемножку и всегда имею привычку дочитывать хорошие книги по листочку в день, вместо лакомства, вместо конфект…» ... Далее -
385.
Эта статья открывает серию годовых обзоров русской литературы. Белинский придавал особое значение жанру «обозрений». «Кто на литературу смотрит, как на что-то важное, – писал Белинский в 1843 году, – в глазах того обозрения литературы не могут не иметь большой важности. Литературные обозрения – это живая летопись мнений различных эпох». Литературные обозрения – «это итоги каждого года». ... Далее -
386.
Во втором по счету годовом обзоре русской литературы критик столь же критически оценивает общий уровень текущей словесности, как и в статье «Русская литература в 1840 году»; через всю работу рефреном проходит пушкинская строка: «Да где ж они? – давайте их!», которая отражает нетерпеливое ожидание подлинно художественных произведений. И так же, как и в предшествующем обзоре, большое место уделено Белинским экскурсу в историю русской словесности, который должен оправдать в глазах читателей его «надежду на будущее». ... Далее -
387.
Данный обзор посвящен целиком анализу явлений современной русской литературы. Здесь отсутствуют обычные для Белинского исторические экскурсы в литературу XVIII века. Внимание критика сосредоточено на «Мертвых душах» и той бурной полемике, которую они вызвали в прошлом году, на Майкове и Баратынском, на Соллогубе и Панаеве, на различных сборниках и периодических изданиях. Исключительный интерес Белинского к вопросам современной литературы был связан с очень важным выводом, к которому он пришел именно в это время, что русская литература стала, наконец, органом общества, что общественное сознание в России преимущественно выражается в литературе. ... Далее -
388.
Белинский начинает с утверждения, что литература находится в состоянии кризиса, книг выходит так мало, что нечего читать. Некоторые объясняют создавшееся положение тем, что толстые журналы поглощают книги. Критик определяет причины «кризиса» литературы значительно глубже. Дело в том, что читатель сороковых годов предъявляет к литературе более высокие требования, чем читатель двадцатых годов. И «литературные сокровища» той эпохи теперь уже не могли бы никого удовлетворить. За два десятилетия русская литература совершила громадный скачок в своем развитии. ... Далее -
389.
Настоящая статья лишь в незначительной части является обзором литературных явлений истекшего 1844 года. В основном же она направлена против славянофильства. В 1844 году борьба между западниками и славянофилами достигает чрезвычайной остроты, о чем достаточно свидетельствует стихотворный памфлет Н. Языкова «К не нашим». Белинский, в свою очередь, отвечает рядом полемических статей. Своеобразие настоящей статьи заключается в том, что главное внимание Белинского сосредоточено на анализе не критико-публицистических, а литературно-поэтических выступлений славянофилов и на критике их творческого метода. Поводом для этого послужили вышедшие в 1844 году сборники стихотворений Н. Языкова и А. Хомякова. Но Белинский рассматривает и значительное количество более ранних произведений обоих поэтов. ... Далее -
390.
Настоящая статья является последним обзором, написанным Белинским в «Отечественных записках». Белинский в этой статье не только подвергает критике романтизм в его идейных и эстетических основах, но и рисует историю его возникновения и развития. Вслед за критикой романтизма в статье дается смелое и решительное утверждение нового направления русской литературы, ведущего свое начало от Гоголя и свидетельствующего о значительных успехах молодых писателей-реалистов, воспитанных и руководимых Белинским. ... Далее -
391.
Статья открывает критический отдел «Современника» № 1 за 1847 год под новой редакцией Некрасова и Панаева и является программной как для «Современника», так и для самого Белинского, отчетливо формулировавшего в ней принципы философского материализма. «У себя, в себе и вокруг себя, вот где должны мы искать и вопросов и их решения». В свете этой задачи Белинский еще более четко формулирует принципы «натуральной» школы, которая в эту пору с именами Герцена, Григоровича, Тургенева вступала в свой новый, «послегоголевский» этап развития. ... Далее -
392.
В книге собрана часть эпистолярного наследия В.Белинского. -
393.
«…Теперь о самой книге. Она довольно интересна, как все книги, даже посредственные, в которых содержатся какие-нибудь подробности о жизни великого человека. Но книга все-таки посредственна, потому что г. Аллан Каннингам человек очень недальный в литературе и, как кажется, принадлежит к числу литературных рыцарей печального образа. Его критические взгляды на сочинения Скотта довольно мелки и поверхностны, понятия о творчестве тоже очень недалеки. Впрочем, он добрый человек и очень любит Вальтера Скотта…» ... Далее -
394.
Настоящая заметка была ответом на рецензию Ф. Булгарина «Петр Басманов. Трагедия в пяти действиях. Соч. барона Розена…» («Северная пчела», 1835, № 251, 252, подпись: Кси). Булгарин обвинил молодых авторов «Телескопа» и «Молвы», прежде всего Белинского, в отсутствии патриотизма, в ренегатстве. На защиту Белинского выступил позднее Надеждин в статье «Европеизм и народность, в отношении к русской словесности». ... Далее -
395.
«Знаете ли, что это за книга – «Осенний вечер»? Это – альманах! не верите – так справьтесь сами. Все признаки альманаха – набор прозаических и стихотворных статеек, подписанных самыми громкими именами. Оно так и должно быть: что за альманах, если он не образует собою яркого созвездия лучезарных имен, если в нем не участвуют представители литературы?…» ... Далее -
396.
«…основная идея и цель комедии г. Загоскина нам очень нравится. Честь и слава художнику, который делает такое благородное употребление из своих дарований; честь и слава художнику, который употребляет свой высокий, данный ему богом талант на осмеяние невежества и эгоизма, на исправление общества! Но еще более ему чести и славы, если эта благородная цель гармонирует с направлением его таланта, если она дружна с его вдохновением, если она есть следствие его привычных дум… только под этим условием невежество устыдится своего изображения; в противном же случае оно не узнает себя в нем и будет над ним же издеваться!..» ... Далее -
397.
«…Книжка г. Венелина содержит в себе много богатых и, что всего важнее, освещенных идеею фактов. Первобытная поэзия народов заслуживает особенное внимание, потому что она юна и свежа, как жизнь юноши, непритворна и простодушна, как лепет младенца, могущественна и сильна, как первое, девственное сознание жизни, чиста и стыдлива, как улыбка красоты. Это творчество истинное, бессознательное, бесцельное, хотя, в то же время, и одностороннее, одноцветное. Оно вполне, истинно и живо, проявляет дух, характер и всю жизнь народа, которые высказываются в нем непринужденно и безыскусственно. От этого произведения младенчествующих народов вечно юны и неумирающи…» ... Далее -
398.
«Путешествие Дюмон-Дюрвиля» есть книга народная, для всех доступная, способная удовлетворить и самого привязчивого, глубоко ученого человека, и простолюдина, ничего не знающего. Дюмон-Дюрвиль объехал кругом света и решился почти в форме романа изложить полное землеописание, соединив в нем факты, находящиеся в сочинениях известных путешественников и приобретенные им самим. Заманчивость и прелесть его описаний не дают оторваться от книги, когда возьмешь ее в руки…» ... Далее -
399.
«Вастола, или Желания» – это перевод стихотворной сказки Виланда «Перфонт, или Желания» (1778). Автором перевода был Е. Люценко, бывший секретарь хозяйственного правления Царскосельского лицея. Пушкин, познакомившийся с Люценко в годы своего учения в лицее, содействовал изданию книги в пользу переводчика. Опубликование книги вызвало различные толки. Высказывались предположения, что Пушкин не только издатель, но и автор перевода. «Библиотека для чтения» осудила Пушкина за «благотворительность», ибо «человек, пользующийся литературного славою, отвечает перед публикою за примечательное достоинство книги, которую издает под покровительством своего имени…». ... Далее -
400.
«…наша критика (если только она есть) не может назваться бедною, истощенною труженицей, сколько потому, что у нас мало деятельных писателей, столько и потому, что у наших писателей деятельность редко бывает признаком силы и разносторонности таланта, что, прочтя и оценя одно их произведение, можно не читать и не оценивать остальных, как бы много их ни было, в полной уверенности, что они пишут одно и то же, и всё так же. Нам кажется, что г. Тимофеев принадлежит к числу таких писателей. Чего не пишет он, каких стихотворений нет у него!.. И повести, и фантасмагории, и песни, и с рифмами и белыми стихами, и с припевами и без припевов, и, наконец, с затейливыми посвящениями отцам, матерям, дядьям, братьям, сестрам, несчастным, русским и пр. и пр…» ... Далее -
401.
Дормедон Васильевич Прутиков – псевдоним А. Полторацкого. Из письма Лажечникова к Белинскому от 26 ноября 1834 года явствует, что последний был рекомендован Полторацкому в качестве литературного секретаря. Не желая, однако, «жертвовать своими убеждениями», Белинский, по свидетельству того же Лажечникова, вскоре оставил эту должность. В 1835 г. Белинский выполнял поручения Полторацкого, связанные с печатаньем его книги. Это не помешало критику выступить с настоящей рецензией. ... Далее -
402.
«…У Гофмана человек бывает часто жертвою своего собственного воображения, игрушкою собственных призраков, мучеником несчастного темперамента, несчастного устройства мозга, но не какой-то судьбы, перед которою трепетал древний мир и над которою смеется новый. Гауф, молодой человек с талантом, принадлежал к школе фаталистов, но он ушел очень недалеко. Его «Отелло» нисколько не страшен, даже не смешон, а просто скучен, что всего хуже. Перевод довольно плох…» ... Далее -
403.
«Третья часть «Русской истории» г. Полевого превзошла все наши ожидания. Это уже не просто чтение для детей, это уже книга для всех. Автор оставил, или, лучше сказать, сбился с тона детского рассказчика на тон повествователя, историка. Но, оставивши тон детского рассказчика, который, правду сказать, и в первых двух томах состоял только в одних обращениях к «любезным читателям», он продолжает свое прекрасное сочинение в каком-то общедоступном и всех удовлетворяющем тоне. Его рассказ отличается изящностию и стройностию, представляет собою правильную, симметрически расположенную галерею мастерских картин…» ... Далее -
404.
«…Кому не известен талант г. Вельтмана? Кто не странствовал с его «Странником» по всем странам мира, древнего и нового, словом, везде, куда только влекла его прихотливая и причудливая фантазия автора? Кто не жил с ним в баснословных временах нашей Руси, столь полной сказочными чудесами, столь богатой сильными, могучими богатырями, красными девицами, седыми кудесниками, всею нечистою силою, начиная от дедушки Кощея Бессмертного до лохматого домового и обольстительной русалки старого Днепра? Кто не помнит Ивы Олельковича, с его «нетути» и кривыми ногами, кто не помнит Мильцы и Младеня?…» ... Далее -
405.
«…Странный оборот приняло в наше время драматическое искусство! Прежде хлопотали о развитии характеров, нынче все заключается в музыке. Даже в водевилях слова как будто приделаны к куплетам, а не куплеты к словам. О характерах забыли и думать. Как тут образовываться актерам? Им надо учиться петь, а не играть. Право, хоть бы уж опять начали давать забытые комедии Коцебу! По крайней мере в них видны характеры, а это первое дело в драматическом искусстве…» ... Далее -
406.
«…Между Ломоносовым и Петром большое сходство: тот и другой положил начало великому делу, которое потом пошло другим путем, другим образом, но которое не пошло бы без них. Дать ход идее, пробудить жизнь в автомате – великое дело, на которое мало здравого смысла, мало ума, мало таланта, на которое нужен гений, а гений есть олицетворение, проявление идеи целого человечества, целого народа в лице одного человека…» ... Далее -
407.
«Мы было дали себе слово ничего больше не говорить о стихотворениях г. Бенедиктова, предоставляя времени решить вопрос о их достоинстве, этот вопрос, который для некоторых кажется важным и спорным; но второе издание этих стихотворений заставляет нас, против воли, нарушить слово…» ... Далее -
408.
«…Какую идею хотел выразить г. Темный своим сочинением? Ровно никакой, потому что, когда он брался за перо, у него было только желание непременно написать что-нибудь, что бы ни написалось, а не было никакой идеи. Сначала он говорит, что в жизни человеку выдаются святые минуты, когда он сильнее чувствует, яснее мыслит, больше понимает; и эту-то простую мысль автор разводит водою громких фраз на нескольких страницах; витийствует о ничтожности человека, и это витийство очень похоже на переложение в растянутую прозу прекрасной оды Державина «На смерть Мещерского», так что попадаются фразы, целиком взятые из ней…» ... Далее -
409.
Настоящая заметка написана в связи с премьерой «Ревизора» в Московском театре, состоявшейся 25 мая 1836 г. «…Внезапное оживление нашей сцены составляет теперь самую занимательную новость. Г-н Гоголь, заслуживший громкую известность своими повестями, отличающимися высокою художественностью, обратил деятельность своего таланта на другую сторону искусства, комедию. Не нужно говорить, какое обширное, какое славное поле открывается здесь его деятельности; скажем только, что многого надеемся от г. Гоголя на этом поприще…» ... Далее -
410.
«…Какое бы ни было направление французских романистов – Бальзака, Гюго, Жанена, Сю, Дюма и пр., в первую эпоху их деятельности, – оно имело свои хорошие стороны, потому что происходило от более или менее искренних личных убеждений и невольно выражало дух времени. Все эти романисты писали с французскою живостию и быстротою, но, однако ж, не на заказ. В их сочинениях видно было уважение и к литературе, и к публике, и к самим себе, потому что видны были следы мысли, соображения, литературной отделки. И вдруг все это изменилось…» ... Далее -
411.
С Пушкина начинается самобытная русская литература. Белинский вскрывает историческую закономерность появления оригинальной русской поэзии: «Пушкин явился именно в то время, когда только что сделалось возможным явление на Руси поэзии как искусства. Двенадцатый год был великой эпохою в жизни России. По своим последствиям он был величайшим событием в истории России после царствования Петра Великого. Напряженная борьба насмерть с Наполеоном пробудила дремавшие силы России и заставила ее увидеть в себе силы и средства, которых она дотоле сама в себе не подозревала». ... Далее
Комментарии:
